Русская идея от Николая I до путина. Книга II - 1917-1990 - Александр Львович Янов

Андрей Синявский

Как поступил бы с нами победивший ВСХСОН в таком вовсе не невероятном случае? Извинился бы и разошелся по домам? Или, как все революцинные правительства, посадил, как обещали Синявскому? Или в лучшем случае изгнал из страны, как сделала советская власть со мной? Я задавал этот вопрос еще в книге «Русская идея и 2000-й год», опубликованной в 1988 году. Вагин, конечно, эту книгу читал. И, конечно, прошелся по мне как по «строгому ревнителю либеральных традиций». Но на прямой вопрос, почему-то не ответил. Даже в 1992-м. Даже в эмиграции. Почему?

ВСХСОН и национальный вопрос

Статья 73 Программы ВСХСОН обещает, что он «сознает себя патриотической организацией самоотверженных представителей всех национальностей Великой России». Первый вопрос, который приходит в голову, когда читаешь такую декларацию, это, конечно, что, собственно, имели в виду ее авторы под «Великой Россией»? В каких границах они ее мыслили? В границах пятнадцати республик внутренней советской империи? Или в реальных ее границах Варшавского блока? Программа этого не уточняет. В статье 83, однако, сказано, что «странам, в которых временно находятся советские войска, может быть оказана помощь в национальном самоопределении на основе социал-христианства» (выделено мной. А. Я.). Но что будет, если, допустим, Венгрия или Польша захотели бы самоопределиться не «на основе социал-христианства», а, страшно сказать, на основе западной многопартийной системы? А Чехословакия — вообще на основе «социализма с человеческим лицом». Этим как, помощь не окажем, оставим гнить в чужой империи, пардон, в «Великой России»? Даже после «народно-освободительной революции»?

Но то по внешнему периметру советской империи. Не обнаруживаем мы, однако, в Программе ВСХСОН каких-либо эмоций и по поводу межэтнических отношений внутри СССР. Ни по поводу, скажем, прибалтийских губерний (республик), ни тем более по поводу Украины. Впечатление такое, что под «Великой Россией» имелась в виду все та же империя, как она была, со всеми ее застарелыми шрамами. Один из этих шрамов, впрочем (читатель легко догадается какой), открыто кровоточил.

Первое предостережение о том, как относились к этому кровоточащему шраму «самоотверженные представители всех национальностей Великой России», получил я из неожиданного источника, из воспоминаний некого Б. Караватского, искренне сочувствовавшего ВСХСОН и считавшего его «солью русской нации» и «цветом русской молодежи». И вот среди всех этих цветистых панегириков затесался вдруг странный пассаж о взглядах «начальника личного состава» организации Михаила Садо.

Вот что пишет Караватский об этих взглядах: «Мне трудно примириться с тем, что в разговорах этого человека проскальзывали антисемитские нотки. Вероятно, этот глубоко укоренившийся недостаток этой необычайно интересной личности впитан им с молоком матери». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Начальник личного состава — это вам не кто-нибудь, это кадровик: от него зависит, кому быть и кому не быть членом организации, намеренной представлять «все национальности» страны. А тут вдруг с молоком матери впитанный антисемитизм…

До какой степени я был наивен, понятно стало, лишь когда попались мне воспоминания некого А. Петрова-Агатова, удивительного человека, большую часть жизни проведшего в советских лагерях, в том числе и вместе с Синявским и с членами ВСХСОН. Но прежде, чем рассказать о его беседе с уже известным нам Евгением Вагиным, несколько слов об атмосфере в лагере. «Еврейский вопрос, — рассказывает Петров-Агатов. — стоял остро. Познакомившись с сионистом Соломоном Борисовичем Дольником, я как-то предложил Андрею Донатовичу зайти к нему в гости: «Соломон Борисович — милый человек, но имейте в виду, что здесь к евреям относятся особенно нетерпимо». Впрочем, увидев мои добрые отношения с Дольником, обо мне тоже стали говорить: «Жид! Какой он Петров? Какой-нибудь Фраерман или Зильберштейн. Все, сволочи, русские фамилии приобрели!». Ненависть к коммунистам тоже отождествлялась с евреями. «Ленин, Хрущев. Брежнев, Косыгин — все жиды».

Ситуация, согласитесь, своеобразная, чтоб не сказать черносотенная, прямо противоположная, на первый взгляд, всей идеологии ВСХСОН. Они видела корни советского строя в капитализме тогда, как окружавшие их зеки — в «жидовском засилье»; они собирались представлять, самоотверженно причем, «все национальности» СССР, а зеки признавали лишь две — русских и евреев. Как следовало вести себя членам организации, провозгласившей себя интернационалистской, социал-христианской? Перед ними ведь был микрокосмос общества, которое они намеревались вести по «русскому пути».

Судя по тому, что рассказал Петров-Агатов, не только не встали они на защиту «униженных и оскорбленных», что было лишь долгом христианина, не только не отмежевались от гонителей, их «начальник идеологического отдела» и сам убеждал собеседника, что «все несчастья России от евреев». Более того, когда Синявский задал одному из них вопрос: «что стали бы вы делать с евреями, если бы победили?», ответ был однозначен: выслали бы в Израиль. «Ну, а с теми, кто не пожелал уехать?» Опять, не задумываясь: истребили бы. «Как? Вместе с детьми?» — ахнул Синявский. «Ну. Андрей Донатович, кто же, истребляя крыс, думает о крысенятах?» Я не уверен, что тут нужны комментарии.

Глава 4

МОЛОДОГВАРДЕЙЦЫ

 Часть первая •

Совсем иначе складывалась судьба легальной фракции правого диссидентства. Собственно, диссидентами в общепринятом в СССР смысле назвать их можно было едва ли. Арестом, тюрьмой или изгнанием из страны они не рисковали. Разве что репутацией, порою увольнением. Работали под прикрытием, как сейчас сказали бы «под крышей»: у них было достаточно единомышленников в высоких кабинетах в ЦК комсомола, в Союзе писателей и на Старой площади. Но проекты возрождения империи предлагали они дерзкие, «партизанские», нередко идущие вразрез с генеральной линией партии, такие, короче, на которые никогда не решились бы их «системные» покровители.

Журнал «Молодая гвардия» был органом ЦК ВЛКСМ, где правила т. н. «группа Павлова», наследники «железного Шурика», А. Н. Шелепина, бывшего члена Политбюро и откровенного поборника реставрации сталинизма. В 1967 году Шелепин попытался сместить Брежнева, проиграл аппаратную схватку и был разжалован. С. П. Павлову, первому секретарю ЦК комсомола, стало быть, тоже недолго оставалось царствовать. Возможно, он попытался хлопнуть дверью перед уходом. Так или иначе, рождение диссидентской Правой связано было именно с жемчужиной его епархии, с «Молодой гвардией».

Первые значительные ее выступления совпали с началом суда над членами ВСХОН и, что важнее, с движением за «социализм с человеческим лицом» в Праге. Я имею в виду статьи Михаила Лобанова «Просвещенное мещанство» (апрель 1968), за которой последовала в сентябре «Неизбежность» Виктора Чалмаева. Остановимся пока что на первой.

Социологические открытия Лобанова

Сказать, что появление этой статьи во влиятельном и популярном журнала было