Поцелуй на берегу - Кристин Лестер

— Почему именно вам? — переспросила она. — Не знаю. Просто вам не повезло.

Люк уставился на нее: о чем это она? Ах да! Он же спросил, почему именно ему приходится это выслушивать.

— Вы знаете, Николь, вам, по-моему, пора домой.

— Да? Вы торопитесь?

— Я хочу спать.

— Ну что ж, поехали, — вздохнула она, явно разочарованная таким быстрым окончанием прогулки. — Спасибо за компанию.

— Пожалуйста! — Он сел в машину и в шутку добавил: — Если захотите еще поговорить, можете обращаться.

— Правда? — обрадовалась Николь. — Тогда дайте ваш телефончик на всякий случай.

Люк опешил и замолчал, озадаченный.

— Что? — засмеялась она. — Струсили?

— Да нет, просто…

— Струсили, струсили! Я же вижу, что утомила вас донельзя… Простите, но сегодня у меня был нелегкий вечер, мне пришлось узнать нечто не очень приятное про своих… родственников.

Он вдруг тоже рассмеялся — до того нелепым показался ему этот разговор. В самом деле: зачем они сейчас вместе? Она явно не интересуется им как мужчиной, он ею — тем более…

— А в самом деле, как-то странно получается, правда?

— Да уж, — устало ответила она. — Здесь налево.

Люк узнал квартал, куда они только что повернули. Да, он не ошибся — девушка из очень обеспеченной семьи. Только самые богатые люди города могли позволить себе купить недвижимость в этом райском уголке…

— Вот тут остановите, пожалуйста.

Люк остановил машину, и некоторое время они молчали. Николь сидела, глядя перед собой.

— Я думаю, что мир изменится, и очень скоро, — сказала она, глядя на ровную мокрую дорогу впереди. — Просто мы не успеваем это отследить, но на самом деле наступает эпоха матриархата.

Люк закатил глаза: сегодня утром, когда Николь чихвостила парикмахершу из его салона, она показалась ему более адекватным человеком. По крайней мере, раскапризничаться из-за неудачной прически — вполне простительный женский грех.

А вот всю ночь рядом с мужчиной (красивым, между прочим!) рассуждать о бесправии женщин… Это определенное извращение.

— Николь, если честно, в четыре утра меня меньше всего волнуют права женщин.

— О, извините, — улыбнулась она, вылезая из машины. — Я пойду. Всего хорошего.

Он посмотрел ей вслед: красивая. Высокая, стройная, двигается, как профессиональная модель. Жаль… Ведь все могло закончиться совсем иначе.

— И при чем тут права женщин? — задумчиво проговорил он, глядя, как охранник открывает ей калитку. — Интересно, кто ее родители?

Мать Николь — Сандра Монтескье — по ее собственному выражению, была женщиной эксцентричной, но слабой и постоянно нуждающейся в опеке. Она говорила о себе так:

— Я люблю, когда все получается по-моему. И лучше, чтобы за меня это сделал кто-то другой…

На самом деле Сандра была безмерно капризной, придирчивой и неуравновешенной особой, которую выводило из себя все, начиная от заусенца на пальце и заканчивая неуместной улыбкой горничной. Она маниакально следила за собой, в пятьдесят пять лет пережила уже несколько подтяжек лица (последнюю сделали особенно качественно, после чего они с Николь стали похожи как сестры-близнецы) и могла довести до белого каления все живое вокруг себя.

Она обожала менять наряды, мебель, прислугу, любовников и сумочки. Она ненавидела сильное солнце (потому что была рыжей и обгорала) и обожала яхты. Она завела несколько счетов в разных банках, чтобы скрыть некоторые расходы от мужа, и тут же опустошила их в связи с новой влюбленностью в тридцатилетнего профессионального афериста-альфонса… Она была просто неотразима на светских раутах и совершенно невыносима дома. Насколько она была красива внешне, настолько же безобразна в душе, и это знал каждый, кто хоть раз поздоровался с нею.

Единственным спасением для Николь и остальных домочадцев было то, что Сандра чаще всего отсутствовала, либо путешествуя, либо «отдыхая» между путешествиями на эксклюзивных модных показах в Нью-Йорке…

Ее муж и отец Николь — в прошлом великолепный Ноа Монтескье, — на момент нашей истории представлял собой некий симбиоз чувств и рассудка. Он рано женился на Сандре — в те годы просто неотразимой девушке, и рано разбогател, потом на свет появилась Николь, которую он безмерно любил. В его судьбе почему-то с самого начала все складывалось удачно, и в принципе он имел все шансы состариться удачливым счастливым добряком, если бы не одно «но».

Он, как истинный француз, прощал своей жене всех ее любовников, но и себе никогда не отказывал в удовольствии пошалить на стороне. Годы шли, Николь росла, и доходы холдинга — тоже росли. Ноа разбогател, собрав деньги, которые ему достались от отца, приложив к ним значительную часть наследства жены, купил себе дом с белыми колоннами, о котором мечтал с детства, в самом дорогом районе Бостона… В общем, жизнь его вполне сложилась бы удачно, если бы однажды, лет пятнадцать назад, ему не случилось завести интрижку с одной из родственниц Сандры.

Сама по себе эта интрижка ничего не стоила, Ноа думал, что все забудется, как было десятки раз до этого. Но рыжеволосая Беатрис, сильно похожая на его жену (и зачем только ему захотелось менять подобное на подобное?), вдруг прикатила через три месяца, заявила, что она беременна, и потребовала жениться на ней.

Разорвать слаженный ход своей жизни Ноа не мог, да и не хотел, несмотря на то, что с годами жена все меньше и меньше нравилась ему. Но если и жениться на ком-то еще (такая мысль вполне допускалась), то он мечтал, чтобы это была совсем иная девушка, не похожая на его склочную, безумную супругу.

А тут — ее точная копия: такая же рыжая и громкоголосая, вечно чем-то недовольная Беатрис. Нет уж! — решил он и предложил взамен огромную сумму денег. Она взяла и на некоторое время отстала. Но через год, приехав к ним в гости уже с малышом, во всеуслышание заявила, кто его отец. Шестнадцатилетняя Николь хорошо запомнила этот день на лужайке перед домом: ее мать прямо за обеденным столом лишилась чувств.

Но все-таки Беатрис совершила ошибку, сказав об этом: она потеряла много денег, потому что Ноа был готов платить ей всю жизнь, лишь бы она помалкивала и не мешала ему дальше строить свою империю. А планы Монтескье были весьма амбициозны: венцом своего успеха он видел выгодное замужество Николь и кресло мэра города, а то и губернатора штата — для себя…

Историю с Беатрис замяли, но Сандра с тех пор совсем потеряла голову. Она больше не скрывала своих любовников ни от мужа, ни от подросшей Николь, стала приводить их в дом, пока однажды Ноа не застал ее в объятиях араба в своей собственной постели и не вытолкал обоих на улицу. В тот день он приказал продезинфицировать спальню и больше не пускал туда жену…

Николь занималась карьерой модели, после восемнадцати поступила в университет, где совсем не училась, зато имела железный повод жить и работать в Нью-Йорке. Она не интересовалась отношениями родителей: ее гораздо больше волновало то, что происходит с ней самой. В двадцать шесть лет, когда карьера модели резко пошла на спад в силу возраста и обильного притока шестнадцатилетних конкуренток, она покинула Нью-Йорк и вернулась домой, в Бостон.