Kali - Иосиф Дмитриевич Воробьев

Оно было нужно, чтобы на начальном этапе разбавить гавно. Затем молоко испарится и останется нужная мне жижа. Огонь не был большим, а ветер как бы успокаивал его. Дуло так, чтобы не сжечь всю квартиру к чертям. Не знаю почему соседи ещё не вызвали полицию. Мочевые миазмы наверняка добрались до соседей сверху, да и запах вареного говна вряд ли кому-то может понравится. Судя по всему, я был в квартире не один. С того момента, когда я взялся за свой испражняющийся пиструн, кто-то оберегал меня и мои ритуалы, уберегая от мира.

Я сидел на своем импровизированном члене и испускал газы, которые, естественно, задерживались в анальном отверстии и щекотали сделанные мной надрезы. Я старался медитировать. Спать, как я сказал, запрещено. Те видения, что были вчера, навестили меня и сегодня. Однако теперь к ним добавился ещё и необычайный танец некоего мутного темного образа, который я наблюдал из далека. Мой член так крепко стоял, и казалось, что если я засуну в уретру зубочистку, то её смело можно отпускать, так как надувшиеся вены на моей мошонке не допустят, чтобы она провалилась. Танец был очень несобранным, казалось, это были просто случайные телодвижения. Однако, присмотревшись, я понял, что танцующий действовал максимально сдержано, соответствуя ритму, который существовал в образах моего видения. Под ритмом я подразумеваю толчки, вызванные газами в моем животе и анусе. Второй день закончен.

VIII

Третий день последователь должен посвятить внешнему миру. Он должен выйти на некоторое время из состояния транса и обобщить весь свой недавний опыт, наблюдая за окружающей действительностью. Это необходимо, чтобы создать площадку для Богини.

Я решил использовать эту возможность для поиска недостающего материала. Так получилось, что для вызова Кали необходимо принести жертву и провести определенный ритуал по изнашиванию тела. В конце дня дается возможность поспать.

Признаться, сон не совсем меня беспокоил. После двух дней выматывания тела и длительных ночных медитаций, я перестал жить в этом мире и наблюдал все как во сне. Мне кажется, что это чувство можно уподобить состоянию наркотического опьянения от травки. Я не имел удовольствия покурить в свое время марихуану, но мне посчастливилось подслушать разговор двух своих однокурсников, которые обсуждали свой опыт. Сейчас я их понял с тем допущением, что помимо затуманенного сознания было уничтожено и мое тело. Рубцы с внутренней стороны не чувствовались, хотя, когда какая-то слизь (гной, говно, остатки мочи) проходила по каналам, раны начинали неприятно щекотать. Самое интересное, что адепт ничего не может сделать с этим неприятным чувством. Он вынужден иметь в виду, что уже заклеймен.

Я сидел у окна и наблюдал за бытом местных из окна. Монголия – это удивительная страна, в которой советские хрущевки вынуждены сосуществовать вместе со старыми тюркскими юртами. Сначала я не обратил на это внимания. Мне казалось, что это памятники древности. Однако, когда мое пребывание затянулось, я обнаружил, что это нормальная часть монгольской мысли. Не скажу, что эта мысль занимала мою голову тогда. Скорее я по инерции произносил имя Богини.

Объектом моего наблюдения были жильцы юрт. Как правило, это очень большие семьи, в которых вместе с отцом, матерью и детьми живут также и старики. Почти сразу я обнаружил нужный мне тип юрты. Он был почти у моего дома, напротив степи. В этой юрте жил старик, его невестка и маленький грудной ребенок. Отец ушел либо на заработки, либо в степь пасти скот.

Когда солнце было в зените, я достал приготовленный отвар из говна и начал им обмазываться. Я мазал каждую часть своего тела, начиная с головы, заканчивая стопами ног. Каждый миллиметр моего тела должен был быть полностью в говённом растворе. Естественно, до этого я заранее помазал труднодоступные части своего тела медом, который служил клейкой субстанцией. На него говно ложилось легче. Немного говна я добавил также в уретру и на анальное отверстие. Когда мой боевой костюм был готов, я стал ждать сумерек.

Когда кровавые лучи коснулись пола моей квартирки, я вышел из квартиры. В моей руке был сверкающий нож, а на бедра я натянул пиджак, чтобы хоть как-то скрыть наготу. На улице было тихо. Все взрослые только возвращались с работы и у меня был шанс, чтобы украсть ребенка. У меня было не так много времени.

Я встал напротив нужной мне юрты. Скинув пиджак, я вошел с ножом в небольшое пространство. Скромное жилище стояло на голой земле. В середине невестка на огне готовила ужин для своего любимого. Старик лежал на импровизированной кушетке, ребенок спал рядом с ним. Когда девушка увидела черного человека с ножом, она какое-то мгновение таращилась на меня тупым взглядом. Затем истошно закричала и бросилась к своему ребенку. Это сейчас я довольно динамично описываю её действия. На самом деле тогда я воспринимал её действия в статике. Мне казалось, что кадры не быстро сменяют друг друга, а тянутся. Найдя в себе силы, я подбежал к ней и с невероятной для меня скоростью одним ударом вонзил нож ей в голову. Лезвие вошло сверху и раскроило ей череп. Кровь оросила черную копну волос и полилась на землю. Ее лицо почти не пострадало. К моему счастью, девушка не успела взять ребенка в руки. Дед наблюдал эту картину в какой-то отвлеченности. Я не видел смысла его убивать. Он и так был напуган. Думаю, он подумал, что я демон, пришедший по его душу. Мой вид был очень пугающим. Я просто вырвал ребенка из его рук. Мать в это время все ещё глядела в мою сторону стеклянными глазами и издавала хрипы.

Дите не плакало. Я очень удивился тому, что ребенок отнесся к смерти матери с такой холодностью. Это была девочка. Однако сам факт суеты должен был её спугнуть. И я чувствовал, что она вот-вот заплачет. Но когда я взял ее на руки, она лишь попыталась потрогать меня за лицо.

Плачь начался, когда мы вбежали в степь. Ребенок хотел есть. Почему-то я понял это интуитивно. Состояние было таким, что я нутром понимал, что чувствует каждое живое существом. Я бежал по замерзшей земле и наступал на траву, которая очень тихо дышала, сдаваясь под натиском наступающей зимы.

Я вышел в, как мне казалось, середину обширной монгольской степи. Земля отдавала холодом, но мне было все равно. Во время бега мои мышцы лишний раз пощекотали внутренние рубцы, что отдалось в теле приятной болью. Я окутал ребенка в свой