Интриги дядюшки Йивентрия - Максим Ельцов

– Господин Дандау, я не вижу никаких оснований предполагать, что вы, господин Дандау, имеете хоть какое-то моральное право говорить со мной таким тоном и в таких выражениях. – Йозефик сделал судорожный вдох: воздуха явно не хватало. – Я как человек, в высшей степени образованный, скажу вам, что с точки зрения этических…

Он не смог закончить свою тираду, так как бармен с наглой ухмылкой плеснул ему в лицо стакан воды. Выражение лица оратора поразительным образом изменилось на по-мальчишески удивленное, а во взгляде промелькнули некоторые огрызки осмысленности.

– Спасибо, Бигги, – лепетал Йозефик, критически рассматривая разрушения, нанесенные его костюму наводнением стаканного масштаба. – Сам не знаю, что на меня нашло. С самого утра сам не свой. Вон почтальона только что облаял, теперь еще и тебя. Извини уж.

– Пес с тобой, парень, буду я еще обижаться. – По лицу Бигги расползлась полновесная, от уха до глаза, улыбка. – А почтальонишку этого правильно отделал, правильно. Ведь этот паразит мне газеты всегда мятые приносит и ноги не вытирает никогда. Вот скажу тебе одну вещь: так в душу плюнуть надо еще уметь. Очень, поверь мне, полезно иногда бывает.

– Только ведь от этого самому потом тошно.

– А от каких хороших вещей потом тошно не бывает? Коли потом не тошно, значит, дело яйца выеденного не стоило, парень. – Бигги мечтательно поморщился. – Но ты мне зубы перестань заговаривать, парень. Пакет, спрашиваю, получил?

– Пакет? – Мысли путались. – Ах, да! Пакет. Почтальон принес.

– А я тут, старый пень, сижу и думаю: кто же это у нас почту разносит? Выходит, что почтальон. Вот дела! – Бармен расхохотался. – Ты его хоть вскрыл?

– Почтальона?

– Перестань, говорю, шутковать, парень! – Бигги навалился на стойку. – Почтальонов он у меня тут потрошить собрался! Совсем уже… Конверт, говорю, вскрыл?

Йозефик, вспомнив про конверт, такой большой, красивый, весь из себя респектабельный, поспешил в свою комнату. Почему-то ему представилось, что, зайдя в комнату, он обнаружит бардак, отсутствие конверта и похитителя, выпрыгивающего в окно. Но жизнь оказалась куда прозаичнее, и все обошлось. То есть конверт никуда не исчез и занимал положенное ему место в бардаке. Вцепившись в него обеими руками, как утопающий за всплывающего, Йозефик наконец рассмотрел подарок почты повнимательнее.

Кому: Йозефику вир Тонхлейну, лично в руки

Куда: «ШиП», набережная Лужа Гранде, Лупри

От кого: Йивентрий вир Тонхлейн, собственной персоной

Откуда: Сев. Пр., Келпиел-зи-Фах

Далее следовали размытые от слюней марки, нечитаемые штемпели почтовых отделений и, финальным аккордом, след от ботинка.

Йозефик вышел в коридор и посмотрел на пол. На полу все еще красовались мокрые отпечатки его собственных пяток и следы ботинок почтальона. Один в один как на конверте. На душе сразу полегчало, и Йозефик в приподнятом настроении вернулся к Бигги.

– Господин Дандау, извольте прочитать. – Йозефик швырнул конверт на стол и шутливо поклонился. Бигги почему-то не разделил его веселья. Он молча вынул из-под стойки такой же пакет, только на свое имя и уже вскрытый.

– Я уже прочитал, парень, и ничего веселого там не нашел.

Йозефик побледнел, похолодевшими пальцами сломал сургучную печать и развернул конверт. Внутри было письмо, написанное размашистым почерком дядюшки, который молодой человек привык видеть только на чеках. Листок в руках задрожал. Пришлось положить его на стойку и лишь тогда приступить к чтению. Что уж сказать, Бигги нагнал саспенс. Письмо решило не отставать.

Плохие новости медленно доходят до сознания, они будто специально ищут дорожку через самые непролазные куски головного мозга. Йозефик вопросительно смотрел на Бигги и по-детски хлопал глазами. Бармен пожал плечами, кивнул, подмигнул, что было несколько неуместно, притопнул – короче говоря, делал все возможное, чтобы Йозефик вышел из ступора. В конце концов ему это надоело, и он щелкнул молодого человека по носу.

– Дядюшка пишет. Говорит, что умер.

– Я же говорил, парень, что ничего веселого в письме нет. – Бигги налил две стопки прекрасного янтарного рома, одну взял сам. – Ну давай, парень. За старого Йивентрия, чтоб ему всё!

От рома в голове Йозефика прояснилось. Он даже начал сопоставлять некоторые факты и делать выводы. Правда, эти выводы, как всегда, рождали еще больше вопросов. Йозефик встал, начал прохаживаться вдоль стойки и оглашать свои выводы, загибая пальцы, что явно свидетельствовало о высокой степени мозговой активности.

– Во-первых, мой дядя умер, значит, я теперь последний из рода вир Тонхлейнов. – В нем проснулось чувство ответственности и ощущение зрелости, детство сначала скуксилось, а потом вовсе закончилось. – Во-вторых, он сам написал мне об этом, значит, умер не окончательно.

Бигги почесал подбородок, как всегда делал, пытаясь что-то подсчитать.

– В-третьих, мне надо срочно ехать к черту на рога, чтобы остановить коварного дворецкого, охочего до чужих пуговиц. – Йозефик остановился в задумчивости. – И почему дворецкий был в кавычках?

– Может, он нечистоплотный?

– Кавычки не из носа берутся, а из литературы.

– И откуда вы такие умные только беретесь? Можно подумать, разница большая… – возмущенно тряхнул головой Бигги.

– Я не закончил! – Йозефик загнул четвертый палец и в упор уставился на Бигги. – В-четвертых, ты, оказывается, знаешь моего дядюшку. Это довольно любопытный, с моей точки зрения, факт!