Mayday. Я влюбляюсь - Катя Саммер

Она схватила чемодан, с которым летала в командировки, запихнула туда форму и те немногие вещи, что хранились в ванной комнате. Из вредности забрала бутылку рома и выбросила еду.

Бедная, бедная курочка.

Такси не вызывала: на улице стояла теплая погода, а чемодан легко поспевал за ней. Можно было и прогуляться, до дома родителей всего пятнадцать-двадцать минут пешком. Вот так всегда – вся жизнь в маленькой коробке на четырех колесах.

Рядом с домом Макса был парк, Ника вдруг решила сделать крюк и пройти через него – чуть дольше, зато по красивым аллеям. Субботним днем здесь было непривычно тихо. Солнце ласково обжигало апрельскими лучами, но умеренный ветер то и дело напоминал, что на дворе не лето, и обнимал прохладой. И все же запах весны уже витал в воздухе. Зеленая трава проглядывала из-под земли тонкими росточками, деревья в большей степени еще нагие и костлявые уже обрастали почками. Так хорошо оказалось просто стоять посреди поляны. Что странно, не было даже грусти. И обиды тоже. Одно стойкое ощущение, будто порвался пластилин, который она растягивала.

Мелодия Билли Айлиш, рвущая все хит-парады, быстро спустила Нику с небес на землю. Она увидела номер начальника службы бортпроводников и удивилась.

– Орлова, здравствуй, – сказал он и сразу перешел к сути, – тут тобой полиция интересуется.

Ника нахмурилась. Ну вот именно их ей для полного счастья и не хватало.

Она все же вызвала такси. Забросила вещи домой, переоделась и совсем не оценила отражение в зеркале – лицо выглядело припухшим, а волосы потеряли объем. Забралась в холодильник и искренне обрадовалась прилипшим ко дну кастрюли макаронам с соусом болоньезе, перекусила на ходу.

Ника уже безбожно опаздывала, пока завязывала непослушные волосы в колосок, который каждый раз выходил все более криво. Бросила гиблое дело после очередной попытки, схватила документы, собираясь уходить, только снова столкнулась с отражением при дневном свете.

Нет, так дело не пойдет.

Она срочно кинулась мыть голову.

Приехала в участок Ника на час позже назначенного времени и просто надеялась, что за это не посадят. Но пришлось полчаса ютиться в коридоре, прежде чем ее пригласили в тесную комнату, где находился следователь Макаров, как представился он, и еще двое прилипал в штатском.

В комнате горел тусклый свет, от которого болели глаза. Ника пыталась отвлечься от давления во время длинных речей про опасного преступника, что находился в международном розыске за подозрение в террористической деятельности и сбежал из-под стражи вчера. Она оглядывала коморку по кругу и сходила с ума от гнетущей атмосферы – потрепанная карта района, спутанный клубок проводов на полу, жужжащий старый кондиционер, надоедливые мухи и облезшие стены. Кружка с застарелыми пятнами кофе, выпуклые древние мониторы, диван с ужасным цыганским покрывалом и побитый временем сейф.

Следователь с неприлично большим лишним весом смотрел на нее, как на виновную. А сыпавшиеся вопросы вжимали в стул – в разной формулировке, под разным углом, как будто сотрудники только и ждали прокола, неосторожной фразы о рейсе и вечере после. У Ники от страха сводило живот, но она стойко выносила расспросы. Ей не о чем было лгать – разве что о красном блокноте, который, к ее ужасу, она забыла выложить из сумки.

Только бы не проверяли на детекторе лжи!

– …Потом мы вышли из магазина и уехали.

– На чем? – вдруг спросил помощник со светлыми волосами, когда Ника в третий раз повторила рассказ.

И здесь она запнулась. Ведь не врала: не договаривала правду, чтобы не впутывать Белозерова, который случайно оказался рядом.

– На такси, – ответила после промедления.

Брови следователя взлетели вверх.

– Мы уже беседовали, – такой тонкий намек, что этот разговор – цветочки, – с вашей коллегой Соней Голубкиной. Она рассказала, что вас подвез друг.

Сонька, блин! Ника любила ее, но иногда хотела подрезать той язык.

– Не друг, – все, что сумела выдать Ника, прежде чем заладить пересказ в четвертый раз.

Благо их главному позвонили, и она смогла перевести дух. На рингтоне у того, кстати, стояла мелодия из «Бумера», а говорили – стереотипы врут. Два парня в это время переговаривались между собой, и один, что с короткой стрижкой и родинкой на носу, обронил в потоке слов «пропал» об испанце. Ника вдруг насторожилась.

– Так этот мужчина сбежал или пропал? – спросила она.

По ее мнению, это была большая разница.

Ее вопрос, по всей видимости, оказался неуместным, потому как следователь быстро завершил телефонный разговор и сверкнул злым взглядом на парнишку, а затем выпроводил Нику за дверь.

Орлова и рада была сбежать, вышла из кабинета раскрасневшаяся и измотанная, да еще с мыслью, что Белозеров будет свою помощь долго вспоминать: как стало понятно из слов «супердетективов», парня тоже вызвали в участок и даже уже успели опросить.

Ника, наконец, выдохнула, но напряженно. Все же новость о побеге – или исчезновении – пассажира, устроившего в уборной самый настоящий пожар, рождала множество вопросов и один главный – чем заслужил он столько-то внимания?

Ника, вся в мыслях, завернула за угол и тотчас приросла к земле. Алик. Глядел на нее хмуро из-под выступающих бровей. Приблизился в два шага и нервно взъерошил пятерней спутанные в пружины волосы.

– И за что ты свалилась на мою голову?

Ника глубоко вдохнула, чтобы ответить. Чтобы этим ответом приложить кое-кого рыжего. И наплевать хотела, что они в полиции. Но Алик как-то странно сощурил глаза, а затем резко толкнул боковую дверь в подсобку, увлекая Нику за собой.

Внутри было темно, сыро и катастрофически тесно. Ника от возмущения безмолвно хватала воздух ртом. Она была в ярости и жаждала задать Алику хорошую трепку. За то, как заставал врасплох, пугал ее, смешивал чувства. За эту чертову подсобку, за вчерашнюю грубость, да за все! Но застыла, боясь пошевелиться. Руки повисли в воздухе. Слишком опасно было бы, убрав ладони, прижаться к Алику теснее грудью. Еще сложнее – пересилить и коснуться тонкой ткани футболки, почувствовать его ровное сердцебиение и лишь молить, чтобы не выдать свое.

Она подняла глаза наверх, но разобрать в темноте хоть что-то на лице Алика было невозможно.

– Тс-с-с, – шепнул он, притягивая к себе.

О боже.

Ника резко отвернулась и сосредоточилась на том, что происходило снаружи, только бы перестать думать о приятном аромате мужского парфюма.

– Нет, никакого багажа, но… Нет, и при себе не было ниче.

Снаружи кто-то без остановки расхаживал назад-вперед. Некоторые части фраз было не разобрать, слова глушило расстояние.

– Но… Да, конечно. Принято. Твою ж! – выругались глухо. – Змей! – мужской голос нервно позвал шепотом. – Нельзя эту бабу трогать.