Дом. Байгильдинские сказки - Алсу Флюровна Исмагилова

отмахнулась от него и перевернулась на другой бок. Но уснуть не смогла.

Что-то было не так.

Что-то давило в груди. Словно ком стоял, отчего ей было тяжело дышать, и она не могла сделать глубокий вдох. Стрекоза беспокойно ощупала горло и грудину, пытаясь понять, что не так.

И вдруг она вспомнила то, что не давало ей спокойно существовать последнее время и о чем она напрочь забыла во сне: сегодня ровно 7 дней, как она ждет его. На миг ей показалось, что сердце её превратилось в черную дыру, которая с бешенной скоростью поглощала все её эмоции и чувства. Она попыталась судорожно вдохнуть воздух полной грудью, но вместо этого издала сдавленный крик, который будто прорезал тугой ком, не дававший ей нормально дышать. И сразу же торопливо, обгоняя друг друга, из глаз её выпали первые слезинки. В удивлении она утерла их и уставилась на свои мокрые ладони.

– Что это? – спросила она саму себя. – Уж неужто я…

Но рыдания не дали ей закончить акт само рефлексии. Слёзы градом хлынули из её глаз. Она рыдала, пока еще до конца не понимая, что же вызвало в ней такую бурю. Лунный луч сидел с ней рядом на подушке и гладил её по голове, пытаясь успокоить. Но Стрекоза где-то внутри уже понимала: спокойствия ей не видать.

Прошло еще несколько дней, которые она прожила, терзая себя душевными муками. Она настолько привыкла к его присутствию в своей жизни, что уже плохо представляла, как жила до этого без него.

Стрекоза решила выждать ещё какое-то время и, если он так и не придет, найти его и рассказать о своих чувствах. Скорее всего он просто устал за ней бегать и теперь страдает молча у себя дома, не предпринимая никаких попыток с ней увидеться. Вот он обрадуется, когда она сама заявится к нему! Раздумывая об этом, Стрекоза нехотя призналась самой себе, что вела она себя не очень красиво с ним. Но сейчас она платит сполна, в её душе столько боли, что он непременно должен знать об этих муках. Она расскажет в красках, как страдает без него. Лишь бы он только вернулся.

Но он всё не торопился. Она ждала, маялась, накручивала себя, рисовала в своей голове страшные картины, что его съели птицы, поймали люди, или он заболел. Когда её переживания достигли своего пика, она не выдержала и полетела к нему, чтобы наконец наградить его своей внезапной любовью.

Перед его дверью она остановилась, внезапно вспомнив, что не придумала вступительное слово. Что же такого сказать? Нельзя сразу вываливать на него всю свою бурю эмоций. Наверное, можно просто непринужденно сказать: “Привет, я тут пролетала мимо, и вспомнила, что ты рядом живешь!”. Или, быть может, просто сказать: “Привет! Ты что-то пропал, и я решила тебя проведать!”. Нет, глупо получается. Может, лучше просто позвать прогуляться? Или сказать, что она летела мимо и решила зайти в гости?

В конце концов она решила, что для начала необходимо просто постучаться, а потом уже слова сами найдутся.

И она постучала.

Дверь открыл он сам. За сотую долю секунды он успел удивиться и сразу же сконфузиться. Ей не понравилась его последняя эмоция, но она всё же открыла рот, чтобы сказать одну из заготовленных фраз, но из глубины комнаты вдруг раздался вопрос:

– Кто там пришел, милый?

◊◊◊◊◊

Таинственное Болото было сплошь покрыто деревьями и кустарниками. Они росли так густо, что создавали какой-то свой удивительный мир внутри себя, оторванный от окружающей действительности. Из Болота часто раздавались какие-то непонятные, странные звуки: что-то булькало, шипело и чавкало. Никто из людей в него никогда не заходил, предоставляя болотной флоре и фауне жить своей особой жизнью. Поэтому большое семейство ужей, обитавшее в нем уже который год, жило себе припеваючи, не собираясь покидать тепленькое местечко.

Странный Уж

Он любил цветы. Ах, как они пахли! Какой аромат стоял летом над его Таинственным Болотом. Взять, к примеру, ландыши, что росли у беседки на Пасеке. Они благоухали так, что он просто забывал обо всём на свете и не мог надышаться ими, и не мог насмотреться на них. Анютины глазки, васильки, незабудки и прочие цветы будоражали его холодную кровь и кружили его голову. Он любил их всей своею душой и частенько по ночам, когда ему никак не удавалось уснуть, мечтал написать портреты всех цветов, которые его окружали. Но рисовать он не умел. Он пытался сочинять им стихи, но слова плохо рифмовались. Поэтому он лишь молча любовался.

С самого детства он был в своей семье белой вороной. Никто из его родных не видел голубизну неба, не любовался отблесками солнца на Озере и уж тем более не вдыхал аромат цветов. Они только и делали, что копошились в гнезде, свернувшись в клубок, время от времени выползая на охоту, чтоб набить свое брюхо и поспать, забившись под куст малины рядом с баней.

Их гнездо находилось в самом центре Таинственного Болота, что растянулось от бани до Заросшего Пруда. Его дом был ему не мил, всю жизнь он мечтал как можно быстрее повзрослеть и покинуть его. Ещё малышом он любил уплывать на Пруд и смотреть, как в него медленно опускается красный диск Солнца. Он любовался закатом, его пленяли всевозможные переливы красок неба в этот краткий миг. Когда Солнце закрывало свой огненный глаз и устало засыпало после долгого тяжелого дня, Уж еще какое-то время сидел на берегу в тишине, слушая, как квакают лягушки в болоте и как запевают свои колыбельные песни птицы на ветках. А потом приходила за ним встревоженная мама и, отвешивая подзатыльники, вела его в гнездо ложиться спать.

– Ты что?! – зло кричала она. – Ежам хочешь попасться? Нельзя по вечерам шастать одному неизвестно где!

– Я лишь провожал солнце, – оправдывался её сын.

– У всех дети как дети! – продолжала ругаться мама Ужиха. – А у меня!..

Странный Уж только вздыхал и полз послушно за ней.

Он нехотя заползал в дом и всегда ложился отдельно от других, не смешиваясь с ними в кучу.

Наутро, стоило только Солнцу протереть глазки и сладко потянуться, Уж выползал из Таинственного Болота и нежился под его теплыми лучами, согреваясь после сырого дома.

– Ах, какой же ты странный, Уж! – смеялось Солнце.

– Я не странный, – возражал он ему. – Я просто люблю жизнь такой, какая она есть.

– Спасибо… – смущенно шептало Солнце. – Я ведь дарю тепло, а