Дядя самых честных правил - Александр Михайлович Горбов

я многое успел обдумать. Пока Бобров спал, я смотрел в окно экипажа и заново переосмысливал жизнь. По зрелому размышлению стало понятно: в Париж я возвращаться не хочу. Сто раз был прав Бобров — кем я там был? Студентом без денег, связей и перспектив. Ехать к любвеобильной графине тоже смысла нет. Уж что-что, а судьба жиголо и нахлебника меня никогда не привлекала. Осесть в Пруссии или Австрии? Ни за что! К эльфам на Авалон? Держи карман шире! Там хорошо если дворником устроюсь — не любят они инородцев.

— Нет, — я посмотрел в глаза майора, — мне надо в Россию.

Упускать шанс с наследством было бы глупостью. А не оставит дядя ничего, так всегда смогу придумать что-нибудь. Да к тому же Шувалову в пушкари подамся. Что я, гаубицу сделать не смогу? Да всяко получше его балбесов.

Майор хмыкнул и протянул мне бумагу.

— Разрешение на въезд, Константин Платонович. Добро пожаловать в Россию.

* * *

На следующей же остановке я с удивлением заметил, что наш возница снял шарф с лица. Ёшки-матрёшки, да он настоящий орк! Зелёная кожа, клыки, будто дикий хищник. Только вот глаза голубые и добрые.

— Кузьма я, ваш благородие. Василия Фёдоровича крепостной.

Орк низко поклонился.

— Зачем лицо прятал?

— Так ведь не любят в европках нашего брата, ваш благородие. В прошлый раз ездил, так на улицах пальцами тыкали. Стража останавливала всё время. А в городу Парижу вообще бы не пустили меня.

В самом деле? Я нахмурился, вспоминая порядки во французской столице. Кстати, вполне может быть совершенно в их духе, ни одного орка я там никогда не видел.

— Константин Платонович, — орк ещё раз поклонился, — можно сказать?

— Давай.

— А лихо вы того барона! Бах только, и всё. Сколько раз дуэли между дворянами смотрел, никогда такого не видел.

Я усмехнулся. Что есть, то есть, производит впечатление.

— Держи, братец, — я дал ему несколько мелких монет серебром. — Как приедем, выпей за мою руку, чтобы не дрогнула.

— Так точно, ваш благородие! Это мы завсегда!

Оставит мне дядя наследство, не оставит, а на челядь надо произвести впечатление. Господа от слуг, а тем более крепостных, зависят не меньше, чем слуги от господ. Приказы ведь можно по-разному выполнить — на «отстань» и с душой. Так что хорошее отношение к себе надо воспитывать заранее.

* * *

До Москвы доехали без приключений. Я больше молчал, разглядывая местность вдоль дороги. Страна как страна, не хуже Франции, если судить по совести. Дороги, конечно, похуже, но в Европе и расстояния поменьше. Придумывают больше, что здесь медведи по улицам ходят.

А вот сама Москва меня поразила. Да, знаю, она давно уже не столица, но до чего же хороша! Церкви, дома, улочки, бульвары, девицы прогуливающиеся. Красота! К тому, что здесь каждый второй с зеленоватым оттенком кожи, я привык довольно быстро. Ну зелёная, что такого? Вы когда-нибудь видели студентов Сорбонны наутро после диспута? Там цвет не хуже будет.

Кстати, медведей я так и не увидел ни одного. Даже как-то разочаровался — столько раз слышал, что здесь они на каждом шагу, а их нет вовсе. Зато карет, запряженных механическими лошадьми, на каждом шагу. Это же сколько денег на них потрачено!

— В какой гостинице остановимся?

Бобров почесал в затылке.

— Дорого здесь всё. Я так подумал, а заедем-ка с тобой к Голицыным. Я с младшим наследником князя учился вместе, вот и нагрянем в гости. Да и ты им не чужой, вроде как.

— В смысле?

— Мать твоя в девичестве Голицына была, если не ошибаюсь. Из младшей ветви, но всё-таки родня.

Я поджал губы. Где была эта родня, когда я остался один-одинёшенек?

— Соглашайся, — Бобров хлопнул меня по плечу, — если не примут, найдём гостиницу.

По некоторому раздумью я дал согласие. Ладно, чёрт с ними, с делами прошлого. Завести полезные знакомства не помешает, а заодно посмотрим, насколько у меня плохие манеры. В высшем свете я никогда не был и не представляю, как там себя вести.

Московское подворье князей Голицыных занимало целый городской квартал. С размахом живут, родственнички! Дворец, торговый дом, школа для многочисленных отпрысков и дружественных семей, мрачный каземат oprichnikov. По крайней мере, так объяснил Бобров, специально приказав объехать вокруг подворья.

Интересно, а «oprichniki» это же личные войска князя, да? А как на это смотрит императрица? Надо будет разобраться во внутренней политике поглубже. Боюсь, здесь всё не так просто и отличается от европейских порядков.

* * *

Лакей в парадной ливрее открыл нам дверь и согнулся в поклоне. Кстати, обычный человек, а не орк.

— Пётр Бобров и Константин Урусов, — заявил мой спутник, — прибыли выразить почтение князю Алексею Дмитриевичу.

— Прошу вас, господа, — лакей указал на диванчик под фикусом в кадке. — Извольте обождать, я доложу о вашем визите.

Бобров кивнул и уселся под развесистыми листьями.

— Бывает, — шепнул он мне, — и по часу ждать приходится. Мы с тобой птицы невысокого полёта, может, не князь, а кто-то из наследников нас примет.

На удивление лакей вернулся через пару минут и пригласил следовать за ним. У Боброва даже лицо вытянулось — его так быстро никогда не принимали.

Через анфиладу залов нас привели в эдакую домашнюю комнату, мужской вариант будуара. На стенах оружие, горящий камин, кресла, ковры на полу. Чувствовалось, что здесь хозяин устраивает не официальные приёмы, а личные встречи.

— Петруша!

Нам навстречу поднялся пожилой человек, с проседью на висках, одетый в домашний халат, расшитый золотом, и турецкую шапочку.

— Как ты редко заходишь, Петруша, — князь Голицын, а это был именно он, покачал головой. — Забыл нас, безобразник.

— Что вы, Алексей Дмитриевич, как можно!

Голос моего спутника стал елейным. Он подошёл ближе и согнулся в низком поклоне. Князь улыбнулся, протянул ему руку, и Бобров почтительно поцеловал массивный перстень на пальце князя.

Ах, дружище Бобров! Ты ведь мне недоговаривал, хитрый лис. Знаком, значит, с младшим наследником? А этот поцелуй, он что значит? Не покровительство ли князя? Пожалуй, сделаю вид, что не заметил, но на будущее учту.

— Разрешите вам рекомендовать, Алексей Дмитриевич, — Бобров указал на меня, — Константин Урусов. Бакалавр Сорбонны.

Я поклонился с достоинством и не слишком прогибаясь. Пусть родственник, но надо сразу обозначить свою независимость.

— Вижу, вижу, — Князь доброжелательно улыбнулся, — урусовская стать, сразу заметно. А глаза наши, голицинские.

Он шагнул вперёд и протянул мне ладонь. Рукопожатие у князя оказалось сильное, несмотря на лёгкое сложение.

— Рад видеть, — он указал на кресла, предлагая присесть, — очень рад.

— Как приехали в