Тайник - Тоби Болл

— Они спрашивают, не могут ли чем-то помочь Городу.

Рыжий Генри только этого и ждал.

— У меня еще одна важная встреча, — заявил он, поднимаясь во весь рост.

Потом обратился к одному из сидящих за столом:

— Дэн, думаю, ты знаешь, что делать дальше?

Остальных чиновников он отпустил со словами:

— Благодарю за внимание, вы можете идти.

И, наконец, обратился к полякам:

— Надеюсь на долгое и плодотворное сотрудничество с нашими польскими друзьями. Извините, что покидаю вас, но у меня еще раньше была назначена встреча. Меня заменит мой заместитель. Благодарю вас.

Пока переводчик доносил его слова до поляков, Генри с дежурной улыбкой смотрел в их сторону. Поляки закивали и заулыбались в ответ. Мэр пожал всем руки, утопавшие в его гигантских ручищах словно детские ладошки.

Выйдя из комнаты, он увидел Педжу, ждавшего его в коридоре.

— Доставь мне шефа полиции. Чтобы был у меня в кабинете через час. И позвони Фералу. Я встречусь с ним сегодня вечером у моста. В десять тридцать.

— Кто это?

— Вы знаете кто.

— Чего вы хотите?

— Надо встретиться.

— Ладно.

— Знаете телефонную будку напротив вашего офиса?

— Да.

— Будьте там через три минуты. Я вам позвоню.

Пул вышел из телефонной будки и направился к соседней, которая находилась через два квартала. Он не боялся, что за ним следят. Еще не время. Опасность возникнет чуть позже. Сейчас его беспокоили лишь люди, которые могли подслушать этот разговор. Короче говоря, копы. Теперь они научились засекать говорящих. Он слышал, это можно сделать через телефониста.

Было утро рабочего дня, по улицам сновали прохожие. Небо закрыли низкие серые тучи, и таким же серым и безрадостным выглядел Город. Люди шли, согнувшись и опустив головы, пытаясь спрятаться от холодного ветра, бившегося в узких ущельях улиц, словно ледяная горная река. На тротуарах кружились листья, льнули к ногам спешащих пешеходов.

Добравшись до второго телефона, Пул надвинул на глаза мягкую фетровую шляпу и набрал номер будки, находившейся рядом с офисом Берналя.

— Да? — ответил тот, тяжело дыша.

Пул понял, что олигарх бежал по лестнице.

— Слушайте внимательно, потому что я не могу долго оставаться на линии. Нам надо встретиться. Вы знаете Грирский парк?

— Да.

— Там есть пруд. На его западной стороне есть стеклянная беседка.

— Знаю.

— Завтра в одиннадцать вечера. Принесете пять тысяч долларов мелкими купюрами. Мы поговорим пять — десять минут. Потом я завяжу вам глаза и оставлю хронометр, установленный на пять минут. Когда время истечет, вы снимете повязку и пойдете домой. За вами будут наблюдать мои люди, и если вы придете не один, снимки будут разосланы во все газеты Города и вашей жене. То же самое произойдет, если вы уйдете раньше времени. Все ясно?

— Да.

Пул повесил трубку.

Когда он вернулся, Карлы дома не было. Она ушла на фабрику Берналя, чтобы помочь организовать забастовку, назначенную на сегодня. Этан всегда беспокоился, когда она отправлялась на подобные сходки, где легко могла пострадать от действий местных капиталистов, городских властей или полиции.

Они встретились уже после того, как обоих выгнали из университета. Это было время, когда все окружающие либо поносили Пула, либо были у него в долгу за те деяния, которые сам он считал отвратительными. Но Карлу это мало волновало. Ей было наплевать на общественное мнение. Она была у красных и все свое время посвящала общественной деятельности: поддерживала подпольную коммунистическую газету и пыталась организовать рабочих, которые говорили на разных языках и к тому же плохо понимали местный.

Пулу нравилась Карла, потому что у нее были четкие представления о добре и зле. Она с ходу оценивала ситуацию и высказывала безапелляционные суждения, на что Пул был не способен. Но было в ней кое-что еще. Фанатизм. Стремление изменить мир в сочетании с четким представлением, каким он должен стать. В общем, тяжелый случай.

Пул часто задавался вопросом, почему она выбрала именно его. Возможно, потому, что некоторые женщины любят проявлять инициативу. В их союзе верховодила Клара. Она к этому стремилась, а его ситуация вполне устраивала. Ну и, конечно, чисто физическое влечение…

Пул прошел через гостиную, обходя стопки книг и газет, разложенные вокруг потертого кожаного дивана, такого же кресла и кофейного столика, сделанного из старой двери. Кухня была маленькой, но там имелась ниша, в которой стоял деревянный стол и два стула. Окно выходило в переулок, который за последнее время превратился в ночное пристанище юных проституток. У Пула иногда возникло ощущение, что девочки растут под его присмотром.

На столе лежала газета, где одна из заметок была обведена красным карандашом. Пул опустился на стул. Заголовок гласил: «Взрыв бомбы в жилом доме». Рядом с заголовком была помешена фотография здания с развороченным фасадом, откуда поднимался дым. Качество печати оставляло желать лучшего, изображение двоилось.

Сама заметка была короткой и содержала минимум информации. Репортер Фрэнсис Фрингс писал, что полиция предпримет все меры, чтобы раскрыть преступление. Пул прекрасно знал, что это означает, и понял, что Карле грозит реальная опасность. Когда происходили нападения на городских капиталистов, в число подозреваемых всегда попадали одни и те же, причем во главе списка неизменно находились «красные» организации.

Он хотел было позвонить Фрингсу, который, как известно, симпатизировал городским социалистам, но тут раздался стук в дверь.

Фрингс проснулся в девять. Голова раскалывалась от боли. Прикрыв глаза, он семенящей походкой подошел к бюро и выдвинул левый верхний ящичек, где в железной коробочке лежало несколько самокруток из марихуаны. Взяв одну, репортер прихватил зажигалку, подошел к окну и приоткрыл раму. Потом сел под окном, прислонившись к стене, и запалил косячок. Глубоко затянувшись, задержал дым, после чего выпустил уголком рта, так чтобы его вытянуло в окно. Так он выкурил всю сигарету, что заняло около пяти минут. Постепенно боль ослабла до вполне терпимого уровня.

Сидя на полу, он смотрел на спящую Нору Аспен. Было странно видеть блестящую звезду в столь неприглядном виде: открытый рот, бледное, опухшее от сна лицо. Легендарные формы были прикрыты темно-красными шелковыми простынями, которые она всегда предпочитала. Мысль, что тысячи мужчин мечтали бы оказаться на его месте, сейчас показалась ему абсурдной. Он, Фрэнк Фрингс, любовник джазовой знаменитости. Это казалось таким нелепым, что он чуть не рассмеялся.