Новогодняя коллекция детектива - Татьяна Устинова

– Ничего мне не ясно, – сказала Александра.

В последнее время он часто раздражался, но никогда не говорил таких глупостей.

Для того чтобы пробиться в первые ряды на телевидении, мало одного таланта или неземной красоты. Должна быть поддержка. Должны быть «свои». Не важно кто – муж, любовник, отец, но кто-то обязательно должен подпирать сзади, прикрывать тыл, двигать вперед. Талант мог блеснуть, ослепить на мгновение и навсегда исчезнуть. «Долгоиграющие» звезды оставались на небосклоне потому, что, так или иначе, их постоянно кто-то поддерживал, невидимый и всесильный. Андрею это должно быть известно лучше всех. Свои едва наметившиеся связи он выгрызал зубами, охранял бдительно и ревностно, защищал, взращивал, холил, подкармливал и удобрял…

– Что это ты так разошелся? – спросила Александра, глядя в красивое, жесткое лицо. – Или у тебя с программой проблемы? Рассказал бы, что ли…

– Нет у меня никаких проблем, – холодно ответил Андрей.

У него была только одна проблема, но Александре о ней знать не полагалось.

Андрей смотрел, как она убирает со стола: вид у нее был унылый, старые джинсы висели на попе складками.

– Неряха, – пробормотал он и вышел из кухни.

Он считал себя порядочным и справедливым человеком, а ни один порядочный и справедливый человек не мог долго находиться в таком положении, в каком оказался Андрей Победоносцев.

 Осень накрыла Москву с головой. Целыми днями моросил скучный дождь. В метро вода со сложенных зонтов капала в ботинки и сумки. Все время хотелось спать, и было очень холодно – «отопительный сезон», как всегда, не успевал за погодой.

Было много нудной работы. Осень – время политических перегруппировок, склок и скандалов, о которых надлежало детально информировать население, слишком расслабившееся за лето на дачных участках.

Александра подозревала, что, если бы население вовсе перестало получать информацию, жизнь стала бы гораздо спокойнее.

– Сань, ты чего такая хмурая? – окликнул ее в баре Дима Тимофеев, то ли прилетевший, то ли на днях улетающий в Багдад.

Александра подвинулась, давая ему место рядом с собой. Он подсел, пристроил на краешек неубранного стола чашку кофе и достал «Житан». Почему-то в этом сезоне все корреспонденты и редакторы курили исключительно «Житан».

– Я не хмурая. Я устала и спать хочу, а у меня сегодня монтаж только в ночь…

– Замолвила бы словечко перед Победоносцевым, пусть бы он меня в свою программу взял. Спецкором в Женеве, а? Багдад надоел хуже горькой редьки.

– А в Астрахань спецкором не хочешь? – подколола Александра. – Багдад ему надоел! Видали мы таких, которым Багдад надоел…

Они посмеялись немножко, как очень хорошо знающие и любящие друг друга люди.

– Ты сама-то к нему в программу собираешься переходить или как? – спросил Дима, отхлебывая кофе.

– Или как, – буркнула Александра. – Не знаю я ничего. Может, он еще меня и не возьмет. Зачем ему жена под боком?

– Оно конечно, – согласился Дима. – Только под Викой работать тоже радости никакой, я же знаю… Я каждый день господу молитву возношу за то, что меня тогда Доренко взял.

– Ну а меня некому взять, кроме Андрея, – сказала Александра и прикурила Димин «Житан». Он оказался сухим и крепким, как махорка, которую она однажды попробовала на съемках в каком-то дальневосточном порту. – А потому будем ждать, что он решит. И спешить особенно некуда, он только с первого января запускается.

Дима отхлебнул кофе и задумчиво посмотрел на Александру, размышляя, дошли до нее редакционные слухи или еще нет. И если нет, имеет ли смысл сообщать ей о них. Он не был сплетником, но незатейливое журналистское любопытство все же напоминало о себе. Будь это не Сашка, а кто-то другой, он бы все-таки задал наводящий вопросик. Но ее он слишком хорошо знал и любил, чтобы приставать с расспросами.

– Когда бабы-Клавина годовщина? – спросил он, внезапно вспомнив, какое сегодня число. – Завтра или послезавтра?

– Завтра, – ответила Александра. – Ты хочешь прийти?

– Я улетаю, Саш, – сказал Дима. – А то бы пришел…

Они уставились в чашки, каждый в свою.

Бабу Клаву знали все Александрины друзья и подруги. Она растила внучку с двух или трех лет, после того как разошлись ее родители, подкинув ребенка уже очень пожилой свекрови. Она умерла два года назад, и Александра сильно по ней тосковала.

У входа в бар произошло какое-то движение, загремел опрокинутый стул, и Дима взглянул в ту сторону.

– Ка-акие люди! И Победоносцев с ними. Посмотри, Сашка!

Очевидно, только что закончился дневной новостной эфир, потому что в бар ввалилось сразу столько начальства, сколько бывало только после совещаний и каких-нибудь ответственных эфиров. Александра сразу углядела Вику. Яркая среди темных пиджаков – роза в густых зарослях крапивы, – она сияла ухоженным лицом и зубами американского производства. И Андрей тоже был там, будущий босс среди уже состоявшихся боссов – представительный, неторопливый, дорого и модно одетый.

У Александры никогда не хватало денег на шмотки, и Андрей ей в этом вопросе совсем не помогал, но себя одевал с умением и любовью, справедливо полагая, что встречают все-таки по одежке…

Вся компания разместилась за одним большим столом в середине зала, и Андрей с кем-то из «младших» начальников отправился за кофе с пирожными, которыми славился этот бар.

Неужели не подойдет?

Очевидно, эта мысль так ясно была написана у Александры на лице, что Дима Тимофеев решил: нужно ее срочно чем-то отвлечь.

– Хочешь еще кофейку? А может, сока, а, Сань?

– Что? – как будто очнувшись, спросила Александра и отрицательно покачала головой: – Нет, спасибо. И не делай никаких далеко идущих выводов, Димка. Просто я никак не могу освоиться с тем, что мой драгоценный муж так далеко пошел.

– Еще не пошел, – пробормотал Димка, которого раздражал успех Победоносцева.

– Пошел, пошел, – уверила его Александра. – И далеко. По крайней мере, гораздо дальше меня.

За столом в центре зала что-то бурно обсуждали, демонстрируя окружающим общий демократизм и почти американскую открытость. Вика хохотала, склонялась к плечу генерального продюсера и что-то шептала ему на ушко, как казалось Александре, завлекательно и нежно. Она была единственной женщиной за столом и держалась превосходно.

– Я пошел, – сказал Димка. – Слышишь, Сань? И перестань, бога ради, таращиться на них. Ты что, маленькая?

– Димка, когда я научусь быть такой же, а? Так же уверенно держаться, не замечать взглядов и чувствовать себя королевой? – Она повернулась к Димке, и в полумраке бара он увидел у нее в глазах отчаяние.

– Никогда, могу тебя утешить, – грубо ответил Димка. – Это совершенно не твое. Ты такая, какая есть, и этого достаточно.