Проект «Аве Мария» - Энди Вейер

Завидев меня, администратор зала улыбнулся и показал большим пальцем на привычный столик. Я прошел через аляповато украшенный зал к Мариссе. На столике виднелись два пустых низких стакана, а третий, полный, она держала в руке. Судя по всему, сегодня моя подруга начала рановато.

– Прогревочный круг, да? – пошутил я, усаживаясь.

Марисса опустила глаза и нервно покрутила стакан.

– Эй, что случилось? – забеспокоился я.

– Тяжелый день на работе, – сказала она, глотнув виски.

Я махнул официанту. Тот кивнул и даже не подошел. Он знал, что мне принести: стейк рибай средней прожарки с картофельным пюре и пинту «Гиннесса». Я заказывал это каждую неделю.

– Да ладно, что уж такого тяжелого? – спросил я. – Непыльная работенка в Министерстве энергетики. У тебя там дней двадцать выходных в год? Всего-то нужно показываться на рабочем месте и получать зарплату, верно?

В ответ ни тени улыбки.

– Ну перестань! – не выдержал я. – Кто плюнул тебе в чай?

– Тебе известно о линии Петровой? – невесело произнесла Марисса.

– Конечно. Любопытная загадка. Думаю, это солнечная радиация. Магнитного поля у Венеры нет, но положительно заряженные частицы могут туда притягиваться, так как планета электрически нейтральна…

– Нет, – мотнула головой она. – Тут что-то другое. Мы пока не знаем, что именно. Но… другое. Черт с ним. Давай лучше есть стейк.

– Ну-ка выкладывай! Марисса, какого черта с тобой происходит? – потребовал я.

Помедлив пару мгновений, она, наконец, произнесла:

– Почему бы нет? Через двенадцать часов ты и так все узнаешь из выступления президента.

– Президента? – переспросил я. – Соединенных Штатов?

Марисса глотнула еще виски.

– Ты слышал об «Аматерасу»? Это японский солнечный зонд.

– Естественно, – кивнул я. – Специалисты JAXA[16] получают оттуда потрясающие данные. Исключительно высокоточный аппарат. Он движется по орбите вокруг Солнца и сейчас посередине между Меркурием и Венерой. На борту двадцать разных инструментов и…

– Я в курсе, – перебила меня Марисса. – В общем, согласно данным японцев, мощность солнечного излучения уменьшается.

– Ну и? – пожал плечами я. – В какой мы сейчас фазе солнечного цикла?

– Это не одиннадцатилетний солнечный цикл. Тут нечто иное. Японцы учли солнечный цикл. Но тренд все равно нисходящий. Они говорят, что Солнце светит на 0,01 процента слабее, чем должно бы.

– Действительно любопытная новость. Но вряд ли заслуживает трех стаканов виски до ужина.

Марисса сжала губы.

– Я сначала тоже так подумала. Но дело в том, что процесс идет вовсю, и его скорость нарастает. Что-то вроде экспоненциального спада, который благодаря суперчувствительной аппаратуре зонда удалось выявить на самой-самой ранней стадии.

Я откинулся на спинку дивана.

– Не знаю, Марисса. Выявление экспоненциальной прогрессии на столь ранней стадии крайне маловероятно. Но допустим, японские ученые правы. Куда девается энергия?

– В линию Петровой.

– Что?

– В JAXA достаточно долго наблюдали за линией Петровой и пришли к выводу, что она становится ярче с той же скоростью, с какой угасает Солнце. Чем бы ни оказалась линия Петровой, она крадет у Солнца энергию.

Марисса вытащила из сумки пачку документов и положила на стол. Страницы пестрели графиками и таблицами. Порывшись в бумагах, она пододвинула нужную ко мне.

Рядом с осью x на графике было написано «Время», а возле оси y – «Потеря светимости». Линия на графике, безусловно, представляла собой экспоненту.

– Тут какая-то ошибка, – пробормотал я.

– Расчет верен, – отозвалась она. – За ближайшие девять лет мощность солнечного излучения снизится на целый процент. Через двадцать лет показатель составит пять процентов. Это плохо. Это очень плохо.

Я уставился на график.

– То есть нам предстоит ледниковый период? Причем… вот-вот? Мгновенное оледенение?

– Да, как минимум. А это неурожаи, массовый голод… и я даже не знаю, что еще.

Я тряхнул головой.

– Как может Солнце вдруг перестать светить? Это звезда, черт возьми! А звезды не могут изменяться с такой скоростью! Процессы в них идут миллионы, а не десятки лет. Ты и сама прекрасно знаешь.

– Нет, не знаю. Раньше знала. А теперь знаю только то, что Солнце угасает, – тихо сказала Марисса. – Я не знаю, почему, и не знаю, что мы можем с этим поделать. Но оно угасает.

– Как… – нахмурился я.

Марисса допила остаток виски.

– Завтра утром президент обратится к нации. Думаю, выступление согласуют с обращениями глав других государств, чтобы речи транслировались одновременно.

– Ваше пиво, сэр! – Официант поставил передо мной бокал «Гиннесса». – Стейки почти готовы.

– Будьте добры еще один виски, – попросила Марисса.

– И мне, – добавил я.

* * *

Я растерянно моргаю. Еще одна вспышка памяти. Это правда? Или просто случайное воспоминание о разговоре с поборником лжетеории конца света? Нет. Воспоминание реально. При одной мысли о нем я холодею. Я испытываю не просто внезапный страх, а привычный, непреходящий ужас. И он со мной очень давно.

Все так и есть. Солнце угасает. И я ввязался в эту историю. Причем не просто как рядовой житель Земли, который умрет вместе со всеми, – я активно в ней участвую. Тут добавляется еще и чувство ответственности.

Я до сих пор не вспомнил собственное имя, но в голове всплывают разрозненные обрывки информации о проблеме Петровой. Угасание Солнца назвали «проблемой Петровой». Я только что вспомнил.

Мое подсознание расставляет приоритеты по своему усмотрению. И оно отчаянно пытается сообщить мне о проблеме Петровой. Думаю, моя обязанность ее решить… в крохотной лаборатории, в тоге из простыни, понятия не имея, кто я такой, с единственным помощником в лице бездушного компьютера и двумя мумифицированными соседями.

Взор заволакивает пелена. Я вытираю глаза. Слезы. Я не помню, как их зовут. Но… они были моими друзьями. Моими товарищами. Только сейчас до меня доходит: я старался на них не смотреть. Делал все, что угодно, лишь бы они не попадали в поле моего зрения. Когда я, словно безумец, калякал на стене, позади лежали тела людей, которые некогда были мне дороги! Но теперь туман забытья рассеялся. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на них.

И начинаю всхлипывать. Это происходит непроизвольно. Вдруг все осколки воспоминаний ярко вспыхивают в памяти. Она была забавной, острой на язык. Он – настоящий профессионал со стальными нервами. Кажется, военный. Он нами руководил.