Скандал на драконьем факультете - Тальяна Орлова

Мне выделили для жилья каморку, поскольку все небольшие комнаты уже были заняты прислугой. Отец на содержание любимой дочери не скупился. Сам он был не благородного семейства, состояние нажил на торговле заграничными шелками и редкими лекарствами. Человеком стал богатым и уважаемым, не хватало ему лишь одного – титульного признания. Да еще и судьба распорядилась так, что сделала его счастливым отцом сразу трех дочерей. Младшей еще и десяти лет не исполнилось, старшая успела выскочить замуж за неплохого паренька из дельцов, и именно ее скоропалительное решение вогнало «папеньку» в ужас – понял, что или поучаствует в судьбе Клариссы, или средняя дочь сама за себя решит, то есть в очередной раз сделает тупиковый для семьи выбор. Кларисса к тому же являлась красоткой по провинциальным меркам, богатый отец устал отгонять от нее всех ухажеров, потому и решился на учебные столичные выселки. Так и заявил перед отъездом, что пока любимица его заблуждается, но за четыре года совместного обучения рядом с благороднейшими сынами отечества пересмотрит приоритеты. Кларисса не то чтобы совсем к наукам не склонна была – она получила хорошее образование для своих лет, но сама постановка вопроса ее выводила из себя. Она в подробностях пересказала мне эту историю, избегая погружения в причины ее нежелания провести все молодые годы рядом с высокопоставленными учениками. Но и по ее обмолвкам я с легкостью поняла проблему – и, как ни старалась, не могла ее разделить. Просто Кларисса глубину моих проблем даже представить не может, ей невдомек, что высокомерное к себе отношение можно вообще не брать в расчет на фоне других трудностей.

О главном мы договорились сразу. Да почти ничем и не рисковали – если наш обман раскусят, то меня вышвырнут из академии, то есть формально вышвырнут госпожу Клариссу Реокку, ее же обяжут заплатить административный штраф за нарушение порядка. Даже это она только предполагала, ведь раньше подобных случаев не происходило. Ну и папенька мигом окажется в столице, дабы начистить нам смелые девичьи шеи за авантюру. Если я правильно уловила, Клариссе светит только огромный скандал рассвирепевшего родителя, а мне – самый гигантский в жизни пинок под зад. И такая формулировка меня не ужаснула: я попросту не могла объяснить госпоже, что самый гигантский пинок мой зад уже перенес – когда мне отказали в академической канцелярии. Все остальные действа с моим мягким местом больше в расчет не идут.

Крохотность каморки тоже не играла роли, особенно когда я поняла, что времени для сна мне не предполагается. Кларисса в тот же день усадила гувернантку обучать меня алфавиту, я после долгой дороги даже ванны не дождалась. Но не роптала – старалась хоть что-то запомнить. А перед рассветом гувернантка засопела прямо за столом, и я невольно последовала ее примеру. Через некоторое время проснулась госпожа и выдала нам обеим по учебному подзатыльнику.

Раньше мне казалось, что я работала денно и нощно, но я ошиблась – настоящая каторга началась лишь после знакомства с Клариссой. Без отдыха и восстановления сил усердия уже не хватало, но она подгоняла и подгоняла. Не хвалила, когда я начала читать по слогам, не впала в восторг, когда другой учитель похвалил мои навыки счета, а лишь добавляла все новых и новых задач. Кажется, впервые я нормально поела только через неделю – и то по причине, что госпожа сорвалась на рынок, чтобы заказать швею для обновления моего гардероба. Этот пункт я отстаивала как важнейший – мы с ней были похожи телосложением, но я открыто заявила, что в ее нарядах позабуду не только буквы, но и собственное имя – вернее, ее имя.

Знания мне давались с трудом, и самой большой проблемой неожиданно стала не письменная, а устная речь. Меня то и дело одергивали, приказывали навсегда позабыть какие-то сельские словечки, взамен накидывали другие, столичные. Самой мне казалось, что через месяц такой интенсивной подготовки я сделалась совершенно иным человеком – ничего общего с деревенской дурехой, хотя бы на первый взгляд, но Кларисса от любой неточности впадала в ярость или апатию, заверяя всю улицу: «Мы пропали!».

Устроила ее во мне только внешность. Волосы мои после воздействия умелиц засияли ярче, кремов и масок я перенесла невероятное количество – в принципе, меня и не отпускали спать без того, чтобы не извазюкать всю очередной пахучей смесью. И ведь нельзя сказать, что моя кожа была в каком-то плачевном состоянии – ничего подобного, но Кларисса тщательно следила за тем, чтобы ни руки мои, ни мешки под глазами не выдавали тяжелой жизни. Ну да, как будто она сама не видела, что я в столицу без таких мешков приехала, какие заполучила уже в процессе ее жестокого обучения!

Впервые я начала выходить на улицу уже на второй месяц – Кларисса называла это «экзаменами в академию». Мы шли рядом и наблюдали за реакцией горожан – поглядывают ли они на меня теми же глазами, которыми смотрят на нее, склоняет ли голову торговец, когда я, а не Кларисса, подхожу к прилавку с тканями, улыбаются ли от моей речи, когда я начинаю торг. И поначалу я сама угадывала в их поведении оценку, а успокаиваться начала, лишь когда посторонние перестали выдавать недоумение или изумление от того, что какую-то выскочку нарядили в парчу.

Как же раньше, сидя за вышивкой, я мечтала оказаться в подобной жизни! И как же теперь смеялась над своими заблуждениями. Понятное дело, богатые дамы не обременены тяжким трудом, зато обременены другим – попробуй-ка весь день носить тяжелое платье из непроницаемой для воздуха материи, когда ребра сжаты корсетом, а на улице стоит страшная жара. Кажется, мир все-таки справедлив: он делает людей таковыми, что в случае отсутствия трудностей они сами себе трудности и выдумывают. Наподобие: ах, мне не нужно колоть пальцы швейной иглой, потому не сдавить ли мне ребра до боли, чтобы существование смысл приобрело?

И по этому поводу я не высказала ни одной претензии. Уже узнала, что академическая форма намного удобнее, мне не придется четыре года дышать только гортанью, но первое впечатление произвести я обязана – по одежке ведь встречают. И Кларисса Реокка, дочь богатого купца, не может явиться на вступление или академический праздник в чем-то дешевле стоимости сельского дома.

Кстати говоря, за все время бытия в апартаментах Клариссы, чешуя на моей коже ни разу не обозначилась. С одной стороны, это говорило не в пользу моей главной надежды – столько времени спустя мне было легче себя убедить, что всей моей семье померещилось, но зато служило дополнительным аргументом для поступления именно на бытовую магию, куда принимали всех бездарностей, способных заплатить.

С канцелярией уладилось без проблем. Кларисса сама подала документы и внесла оплату заранее, пока там не было скопления абитуриентов. Вышло так, что по лицам нас могли распознать только старик-канцеляр и несколько заполошных секретарей. И мы, вооружившись безмозглой отвагой юности, делали уверенную ставку на старческую подслеповатость и другие хлопоты.

* * *

Ко дню зачисления я ощущала себя минимум королевой – манерной, разодетой, осанистой и образованной согласно статусу. Кларисса отчего-то почти рыдала и все чаще бубнила под нос речь, которой будет объясняться перед папенькой за проделку. Утром она переоделась в простой наряд, чтобы хотя бы в самом начале составить мне компанию – подстраховать на случай непредвиденных обстоятельств. Однако охрана остановила ее на воротах: