Здравствуй, Даша! - Микола Адам

– Хорошо тебе.

– Не завидуй. Не за горами и к тебе это придет.

– Скорей бы.

– Ладно, давай дуй в душ, – предложила Вера, – а то ты на чумазого чертенка похожа…

– Вер, ты когда уезжаешь? – перебила сестру Даша.

– Завтра. Меня Тимур отвезет. А что?

– Накрасишь меня еще раз? – попросила Даша. – А дальше я сама.

– Ты серьезно?!

– Это мое, Вер, я чувствую.

Даша вылезла из-под одеяла и зашлепала босыми ногами в ванную.

ЭПИЗОД 6

Школу ждал сюрприз. Впрочем, сюрпризы школа получала каждый день. Вряд ли еще один что-либо изменил бы в ее творческой биографии. Насмотрелась за несколько десятков лет существования. Но дети есть дети – большие фантазеры и выдумщики. Куда взрослым до них! Воображение взрослых примитивно. У кого оно не затупилось, как карандаш, те стали писателями либо художниками. А пока они дети – взрослые, как на вулкане. И их, взрослых, очень раздражает непоседливость и из ряда вон выходящее поведение того или иного ребенка, ведущее к непониманию и непринятию, как личности. У взрослых все просто. Должно быть так, как они решили или сказали, и никак иначе. Пока ребенок несамостоятелен, пока им занимаются специальные социальные институты, то бишь родители, детский сад, школа, профтехучилище, и думать не моги о проявлении каких-либо личностных качеств. Взрослый человек, особенно наставник или учитель, всегда прав, даже если не прав. Ребенок обязан быть управляемым. В обратном случае заявляется, что ребенок ненормален психически и его должно изолировать от остальных детей, пока те не заразились той же болезнью, как вирусом. Ох, как боятся взрослые непонятного, не желая вникнуть в проблему и разобраться. Ведь и нужно-то всего ничего. Внимательнее отнестись к увлечению ребенка, вдумчивее, может быть, и для себя чего-нибудь почерпнуть. Но нет. Взрослым виднее, потому что они больше прожили. Их жизненный опыт гораздо богаче. А то, что эволюция не стоит на месте, – не волнует. Безусловно, не все дети развиты одинаково, впрочем, как и взрослые, но чаще всего и тех, и других стремятся причесать под одну гребенку Однако проблема отцов и детей именно в отрицании детского мира, как равного взрослому. Только поэтому происходит большинство катастроф и драм.

Даша не хотела быть, как все. И вместе со всеми деградировать. Выразить свой протест против усреднения школьного воспитания она могла только при помощи самовыражения. Случайное знакомство с творчеством Валерии Гай Германики сподвигло ее набрать в поисковике слово «эмо», чтобы побольше узнать о модной субкультуре. И ей понравилось. Не все, конечно. Но образ внешний – в самую точку. Возможно, ее «бунтарство» сочтут беспричинным. Учителя и все остальные взрослые в их маленьком городишке сломают голову над разрешением вопроса: почему? У нас же все так спокойно и стабильно. Учись, занимайся свободно, но только в приличном виде… Себя Даша понимала. И если ни до кого не дойдет ее перемена в разрушении стереотипов, что ж, поначалу все продвинутое и интересное воспринималось в штыки.

Вера, старшая сестра, все-таки поддержала Дашу. Да и что такого крамольного в черно-розовых тонах? Уж лучше быть эмо, чем скинхедом или панком. Те хоть не бьют никого, просто эмоций не сдерживают, плачут, когда хочется плакать, смеются, когда хочется смеяться, при этом никого не обижают и не лицемерят. Ну, а макияж – возрастное, пройдет.

Она накрасила Дашу, даже еще ярче, чем на дискотеку. И губы черной помадой намазюкала, а карандашом обвела, чтобы выразительнее стали. Рюкзак Даша поменяла на мохнатую сумку, типа почтовой, сложила несколько учебников и тетрадок туда. До школы ее подвезли на машине, хотя идти – пять минут. Тимур решил, что так будет лучше. К тому же от школы удобный выезд на трассу.

Потом сестры попрощались, обнявшись. Целоваться не стали, чтобы не запачкать друг друга помадой. Вера обещала привести в следующий раз еще каких-нибудь шмоток.

Дождя с утра не было. Ночь его употребила полностью, размазала по асфальту, оставив лишь лужи.

Во дворе, у самых ворот, догнала Павловская.

– Привет, – улыбнулась.

– Привет, – потупив глаза, ответила Даша, стыдясь самой себя. Она же помнила, хоть и не все.

– Ты чего, за субботу переживаешь? – догадалась Таня. – Забудь и разотри.

– Правда, что ли? – подняла глаза на подругу Даша.

– Конечно, – кивнула Павловская. – Клевый прикид, – заценила. – Круто.

– Тань, а кто этот мужик, ну, который нес меня?… – решила спросить Даша, чтобы знать: вдруг пересечется когда-нибудь с ним, а помнила только нос его широкий и такие же скулы гладковыбритые, да глаза зеленые и внимательные.

– А ты чё, не помнишь? – не поверила Павловская.

– Помню, – неуверенно ответила Даша. – Но не до конца, – добавила.

– Это наш Николай Михайлович, – с гордостью молвила Таня.

– Тот, про которого вы говорили?

– Он самый, – охотно подтвердила Павловская. – Но ты не знаешь самого интересного, – заговорщицки подмигнула. – Николай Михайлович потом такой класс самообороны показал. Хвалей наш каких-то ублюдков местных созвал, и они проследили за нами, когда мы тебя домой несли, вернее, Николай Михайлович нес, а я дорогу показывала, потому что сеструхе твоей не могли дозвониться. Так вот, когда мы вышли из подъезда, они напали на нас, прикинь!..

– Ты чё?! – удивилась Даша.

– Да Ван Дамм отдыхает! – восхищенно воскликнула Павловская. – Николай Михайлович их как цуцыков сделал, – продолжала. – И все так быстро, прикинь, я даже испугаться не успела. А один с ножом бросился на Николая Михайловича…

– И чё?

– Ты бы видела! – восхищалась воспоминанием и пережитыми ощущениями Павловская. – От одного взгляда Николая Михайловича тот козел нож выронил и просил прощения, как малолетка. А николай Михайлович взял меня за руку, сказал «до свидания», и мы пошли в Дом культуры.

– Чё ты тут сочиняешь, Павловская! – девочек догнали Хвалей с Костальцевым.

– Сочиняют бабы на базаре! – ответила Таня.

– А ты, чё, не баба? – заржал Хвалей.

– Она девочка еще, – встрял Костальцев. – Улавливаешь разницу?

– Белая, – толкнул Хвалей в спину Дашу так, что та чуть не упала, – когда штаны придешь стирать?

Даша развернулась и засандалила ему между ног своей полосатой черно-розовой ножкой в кроссовке, тот и ахнуть не успел.

– Сам постираешь, урод! – процедила, отвернулась и пошла дальше.

Хвалей, превозмогая боль, выбросил ногу в сторону девочки, но промахнулся.

– Стой! – выкрикнул он – Щас вылизывать мне будешь!

– Ату ее! Ату! – заулюлюкал Костальцев.

– Даша, беги! – прокричала Павловская подруге.