Танец с богами и драконами - Александр Сухов

– Не каркай! – оборвал подданного Его Величество. – И вообще лучше помолчи – в книгах пишут, что кричать во время грозы опасно для жизни.

– Это почему же опасно? – едва не одними губами прошептал испуганный Брюс.

– Молнии на крик слетаются – вот почему, – ухмыляясь в свою седеющую бороду, так же шепотом ответил король и, театрально закатив глаза, продолжал: – Скольких горлопанов поубивало – не сосчитать.

– Да полно вам его разыгрывать! – вмешалась в разговор Патриция. – Не верь, Брюсик, – Его Величество шутить изволят, издеваются над доверчивым гномом.

Услышав «Брюсик», ветеран поморщился, но на сей раз промолчал – похоже, устал одергивать упрямую девицу, чтобы та не применяла к его имени ласкательно-уменьшительные формы.

– Если не знаешь, нечего корчить из себя крутую всезнайку! – тут уж не выдержал я. – Может быть, тебе доводилось слышать о великом певце Монтеэле?..

– Ты имеешь в виду того, с восемью октавами? – проявила эрудицию Пат.

– Абсолютно точно – с уникальным диапазоном голоса в восемь октав. Так вот, во время его последнего в жизни спектакля случилась сильная гроза, разряд ударил в здание оперного театра и, как назло, угодил прямо в певца. Не в одного из тысячи зрителей, не в кого-то из оркестрантов, не в кого-либо из коллег по сцене, а точно в Монтеэля, именно в момент, когда тот исполнял заключительную арию спектакля. Никакие громоотводы и защитная магия не смогли уберечь исполнителя. Сгорел эльф на работе в самом прямом смысле.

– Даже магия не помогла? – переспросил вконец испуганный Брюс.

– Ни магия, ни громоотводы, – еще раз подтвердил я.

– И когда же это случилось? – гнома всего передернуло, будто от озноба.

– Лет двести назад.

– И откуда ты все знаешь, Коршун?

– Тот, кто любит оперу, должен хоть чуть-чуть интересоваться историей этого древнего искусства. Впрочем, тебе, Брюс, не понять – ты ведь всего один разок посетил оперный театр, и, как ты сам мне рассказывал, тебе там ужасно не понравилось.

– А чего там хорошего?! – ветеран в задиристой форме вернулся к нашему давнему разговору. – «Пи, пи, пи», да «ля, ля, ля», то девка в мужском костюме, то мужик в бабской юбке – сразу и не разберешь, кто есть кто.

– Ничего ты не понимаешь! – с жаром набросилась на упрямого гнома Патриция, не забывая при этом о своей телекамере, посредством которой она собиралась передать многомиллионной аудитории своих будущих телезрителей всю красоту и прелесть разгула дикой стихии. – Сходи на «Пламя дракона», тебе обязательно понравится. Это одна из самых моих любимых оперных постановок.

– Пат, тебе нравится эта опера?! – удивился я. – Мне, как ни странно, она также очень нравится. Я даже занес некоторые фрагменты в память будильника…

– А у меня и в будильнике, и на мобильном телефоне все рингтоны взяты оттуда, – похвасталась журналистка.

Забыв о грозе и оставив в покое темного Брюса, мы с Патрицией проболтали до самого окончания тропического ливня о любимой нами обоими опере. У девчонки оказался неплохой слух и приличный голос – она даже спела арию Этель и при этом сфальшивила всего два раза, не дотянув фа второй октавы, что для непрофессионала не является великим преступлением. Ее старания были вознаграждены бурными и продолжительными аплодисментами, а Злыдень в знак одобрения несколько раз гавкнул. Лишь Брюс принципиально проигнорировал выступление новоявленной примы, хотя (я был уверен на все сто) манера исполнения, красота и экспрессия музыкального произведения затронули потаенные фибры его заскорузлой души. Однако гном есть гном и остается им при любых обстоятельствах – если не захочет в чем-то признаться, хоть пытай – будет до конца стоять на своем.

После того как молнии отсверкали, громы отгремели, а рука начальника управления Небесной Канцелярией намертво закрутила водяные краны, мы подождали с полчасика, пока просохнет почва под ногами, и тронулись дальше в поисках подходящего места для стоянки. Через полкилометра наткнулись на небольшую речушку, берущую свое начало в темной чаще джунглей. На берегу, покрытом сочной изумрудной травкой, в сотне метров от края леса, и было решено разбить лагерь. Затем по заведенной традиции каждый из нас приступил к исполнению своих хозяйственных обязанностей.

Поскольку плодов в нашем распоряжении оказалось предостаточно, и заниматься их сбором не было никакой необходимости, на этот раз за дровами вместе со мной и Брюсом отправился Фарлаф. Патриция осталась в лагере охранять вещички. Матео, вооружившись ружьем, пошел прогуляться вдоль опушки. Злыдень увязался за королем и пулей носился вокруг гнома в предвкушении увлекательных охотничьих приключений…

Когда высота горы заготовленных веток на окраине леса достигла роста Брюса и мы уже собрались заняться транспортировкой дров к лагерю, из лесной чащи до наших ушей донеслись душераздирающие вопли и грозное рычание дикого зверя. Крики явно принадлежали разумному существу, которое нуждалось в экстренной помощи.

Без каких-либо колебаний я вошел в гипер и сломя голову бросился в чащу леса, безжалостно круша лианы и прочую растительность, что попадалась на моем пути и мешала передвижению. Преодолев сотню метров, я выскочил на обширную лесную поляну, в центре которой гнилым полуразрушенным зубом торчала невысокая скала. Прижавшись спиной к ее выщербленной поверхности, с обреченным выражением лица и широко раскрытым ртом стоял здоровенный детина. Было ясно, что кричал он, хотя звуков его голоса мои уши слышать не могли. В метре от мужчины в статичных позах замерла парочка львов. Нетрудно было догадаться, что звери собирались поужинать бедолагой. Если бы я не успел вовремя, в самом скором времени это им наверняка удалось, поскольку солидных размеров шипастая дубина валялась на земле за спинами животных вне досягаемости гиганта, а с голыми руками против парочки голодных пещерных львов даже при таких феноменальных габаритах выстоять проблематично.

Бегло оценив сложившуюся ситуацию, я понял, что пока нахожусь в гипере, аборигену ничего не грозит. Поэтому остановился перевести дух – бег в ускоренном режиме отнимает очень много жизненной энергии, а заодно получше рассмотреть живописную скульптурную группу.

Не было никаких сомнений в том, что мужчина, угодивший в безвыходную ситуацию, был самым настоящим огром. Рост его достигал двух с половиной метров. Единственной его одеждой была сплетенная из травы набедренная повязка. Кожа обычного цвета с еле заметным зеленовато-оливковым оттенком от пяток до шеи плотно покрыта искусной татуировкой. Длинные толстые ноги, мощный торс, мускулистые руки, могучая шея, пропорциональная коротко остриженная голова со скошенным низким лбом и приплюснутыми к черепу маленькими ушными раковинами делали его похожим на боксера-супертяжеловеса. Лицо огра ничем особенным не выделялось: никакой растительности на подбородке, щеках и под носом, небольшие близко посаженные темные глазки, курносый нос, кустистые брови, крупный рот с пухлыми губами. На мой взгляд, это был даже не взрослый мужчина, а юноша, биологический возраст которого соответствовал примерно двадцати человеческим годам. Столкнувшись где-нибудь на улице Вундертауна с подобным индивидуумом, обладающим нормальными человеческими габаритами, я не обратил бы на него особого внимания – не красавчик, конечно, но и уродом не назовешь, попадались субъекты побезобразнее.