Дочь куртизанки - Клаудиа Дэйн

Между бровями Софии появилась маленькая морщинка.

– Ну, мне это совершенно не нравится. Полагаю, придется сообщить ему, или лучше это сделать тебе?

– Нет. Я бы умерла от стыда, глядя на него.

– А теперь, Каро, ты совершенно уверена, что поступаешь правильно, потому что я вряд ли смогу купить тебе другого мужа? Это заняло немало сил, стараний и стоило мне приличных денег.

– Мама, пожалуйста. Пусть он уходит. Хотелось бы, чтобы мы оба притворились, что ничего не было.

– Если это все, чего ты желаешь, – грустно покачала головой София, направляясь к двери спальни. – Но я не потерплю твоих странных заявлений о том, чтобы стать куртизанкой. Запрещаю даже упоминать об этом. Ты меня поняла?

– Да, мама, – безмятежно произнесла Каро. – Обещаю никогда больше не говорить об этом.

Что, конечно, было неправдой.

– Сожалею, лорд Эшдон, но вы ей просто не нужны, – сообщила София.

Он не нужен дочери куртизанки?

– Прошу прощения, мадам? – сухо произнес Эшдон, вытянувшись почти по стойке «смирно» в ее знаменитой белой гостиной.

София повернулась к гостю с легкой вызывающей улыбкой на красивом лице и с сочувствием взглянула темными глазами. Неужели дочь выглядела как ее мать?

Он видел ее раз или два в опере на Бонд-стрит, вот и все. Он знал ее имя: Каролина. Знал о ее происхождении: сомнительное. Знал о ее приданом: внушительное.

И он знал ее мать.

Если верить слухам, она появилась в Лондоне в 1781 году, прибыв из американских колоний, хотя в это он верил слабо. София Грей очаровала и заворожила самых искушенных и распутных мужчин того времени. Девушка из колониальной провинции едва ли оказалась бы способной на это. Некоторые говорили, что она была парижанкой, дочерью обнищавшего аристократа. В это он поверил бы охотнее, потому что ее французский был безупречным, а манеры – европейскими. В ней сквозила врожденная аристократическая надменность, глубокая убежденность в превосходстве и исключительности. Именно надменность в сочетании с красотой определили ее баснословную цену.

Его отец подарил ей браслет с сапфирами лишь за то, чтобы быть представленным ей. Уэстлину было позволено провести в ее гостиной всего пятнадцать минут, а потом Фредерикс проводил его к выходу. Браслет она оставила себе.

И это было только начало.

Теперь ее дочь затевала ту же игру, используя те же приемы? Он был недостаточно хорош для нее? Нет, эта партия будет сыграна иначе, и он об этом позаботится.

– Она сказала, что вы ей не подходите, лорд Эшдон, – тихо повторила София. – Не могу объяснить, потому что объяснения этому нет. – Она села на маленький белый диванчик и грациозным движением руки предложила ему сделать то же самое. Он предпочел стоять. – Вы свободны от своего обещания.

– Что вы имеете в виду, говоря, что я ей не подхожу? – удивился Эшдон.

София приподняла бровь.

– Она отказывается выходить за вас замуж, сэр. Не знаю, как проще объяснить. Хотелось бы избежать вульгарности доходчивого объяснения, но не смею вселять в вас пустых надежд, которые всегда оставляют горький привкус во рту.

– Во рту бывает горько и от многого другого, мадам. Затаенная неприязнь, месть.

– Полагаете, мною движет месть? Вы ошибаетесь, сэр. Я добиваюсь только безопасности и счастья для своей дочери.

– Сперва безопасности, а потом счастья. Именно в этой последовательности?

– Какой еще может быть порядок? Как найти счастье без безопасности?

– А ваша дочь Каролина не ищет ни счастья, ни безопасности?

– Наоборот, она ищет и того и другого. Хотя, боюсь, не у вас.

– Что вы ей сказали? – спросил он.

– Сказала ей? – София разлила чай в тонкие чашки. – Просто сообщила, что состоялась договоренность о женитьбе. Я рассказала ей о вашей ситуации и назвала ваше имя. Вот и все. Тому, что случилось потом, едва ли можно верить.

– Если не возражаете, мадам, что именно рассказали вы ей о моей ситуации?

– Только правду, лорд Эшдон, от чего, определенно, не может быть никакого вреда, но в этом случае… – Она пожала плечами и протянула ему чай. Он сел напротив нее и принял чашку, – В ее реакции не было ни зрелости, ни искушенности, должна признать. Это упущение в ее воспитании, не сомневаюсь. Она не желает выходить замуж за человека, которого, по ее словам, купили для нее.

Эшдон сумел поставить чашку на блюдечко. Несомненно, он умел держать себя в руках.

– По сути, – продолжила София, бесшумно размешивая чай ложечкой, – она выбрала совершенно иной путь в жизни. Боюсь, что я оказалась крайне невнимательной матерью, если моя дочь дошла до такого состояния.

Эшдон надеялся увидеть слезы в ее темных глазах, но его надежды не оправдались.

– Конечно, вас это совершенно не должно беспокоить, – тихо произнесла София, грустно улыбнувшись ему. Он не думал, что в ее вероломной душе может таиться печаль. – Поскольку вина моя и поскольку вы повели себя достойно, что для меня неудивительно, ибо я знаю вашего отца очень хорошо, вы можете не сомневаться, что ваш долг семье Дэлби аннулирован. Вы сдержали свое обещание. Во всем виновата только Каро. Было бы недостойно леди винить вас в ее несносном поведении.

– Вы слишком суровы, – сказал он. – Она молода, возможно, своевольна. Сильный и решительный муж мог бы наставить ее на правильный путь. Ничего необычного в такой ситуации нет, насколько я знаю.

– Полагаю, это правда, – медленно произнесла София, отпив чаю и опустив глаза под его пристальным взглядом.

– Если позволите, я бы мог встретиться с ней, поговорить и попытаться убедить, что…

– Что вас не купили для ее удовольствия? – сладко вопросила София. – Но как вам переубедить ее в том, в чем она уверена? О, я ужасно сожалею. Вижу, что обидела вас. Пожалуйста, простите меня. Я совсем обезумела. Если бы вы знали, если бы вы только догадались, какие у нее планы, вы бы меня сразу простили.

Эшдон расслабился.

– Ее планы о безопасности и счастье, не это ли вы сказали? – поинтересовался он. – Что же это за планы, в которые не входит достойный уважения муж?

– Планы, не достойные уважения, – скорбно проговорила София, опустив чашку дрожащей рукой и плотно сжав обе руки на коленях. Но он ей не поверил. Никогда не поверит. Она была лицемерна, лжива, играла мужскими эмоциями, не проявляя эмоций собственных.

– Мадам. – Он склонился над ней в притворном сочувствии. – Я постараюсь уладить нашу договоренность. Честь призывает меня к этому. Долг уплачен. Я должен выполнить свои обязательства, невзирая на трудности. Скажите, что именно помешало такому надежному договору? Если это не более чем своенравность вашей дочери, восставшая против мудрости опыта, тогда позвольте вступить в борьбу за ее будущее на вашей стороне. Позвольте мне переубедить ее.