Перед падением - Ной Хоули

Плач затихает.

– Эй! – снова зовет Скотт и изо всех сил работает ногами, стараясь удержаться на одном месте. – Ты где?

Он оглядывается, надеясь увидеть обломки самолета, но они либо затонули, либо их утащило течение. Скотт изо всех сил напрягает слух.

– Э-эй! – еще раз выкрикивает он. – Я здесь! А ты где?

Несколько секунд он не слышит ничего, кроме плеска волн, и уже начинает думать, что принял за плач гомон чаек где-то вдалеке. Но затем порыв ветра приносит откуда-то детский голос:

– Помогите!

Судя по звуку, ребенок находится совсем рядом. Скотт принимается изо всех сил грести в ту сторону, откуда послышался крик. Он больше не один и должен думать не только о собственном выживании. Теперь на нем лежит ответственность за чужую жизнь. Он вспоминает о своей сестре, которая в шестнадцать лет утонула в озере Мичиган, и плывет на голос.

Ребенка Скотт обнаруживает всего метрах в десяти от себя. Это мальчик. Он сидит на плавающей подушке от самолетного кресла. На вид ему не больше четырех лет.

– Эй, – кричит Скотт и, подплыв к ребенку, трогает его за плечо. – Привет, дорогой. Я здесь. Я тебя нашел.

Голос его дрожит, и он с удивлением понимает, что плачет.

Подушка вполне может служить плавсредством, но она рассчитана на взрослого человека. Поэтому Скотт тратит немало усилий, пытаясь при помощи привязного ремня пристегнуть мальчика к подушке таким образом, чтобы он с нее не соскользнул. Возясь с ремнем, Скотт чувствует, как ребенок дрожит от холода.

– Меня стошнило, – жалуется мальчик.

Скотт осторожно вытирает ему рот рукой.

– Это ничего. С тобой все в порядке. Тебя просто немного укачало. Морская болезнь.

– Где мы? – спрашивает ребенок.

– В океане. Произошла авиакатастрофа, и мы попали в океан. Но я доплыву до берега.

– Не бросайте меня, – просит мальчик, и в его голосе слышится страх.

– Нет-нет, конечно, нет. Я тебя не брошу, мы поплывем вместе. Нам надо только постараться, чтобы не упустить подушку. Ты будешь сидеть верхом на ней, а я стану тебя буксировать. Как тебе такой план?

Мальчик кивает, и Скотт принимается за дело. Ему приходится нелегко – действовать можно только одной рукой. Все же через некоторое время ему удается соорудить из привязного ремня нечто вроде упряжи и надеть ее на ребенка. Затем он осматривает результаты своей работы. Подушка от кресла прикреплена к мальчику довольно надежно, но Скотт не вполне удовлетворен. Тем не менее импровизированное плавсредство все же способно держать ребенка на поверхности воды, а малыш в состоянии удерживаться на нем.

– Ладно, – говорит Скотт. – Теперь держись покрепче, а я потащу тебя к берегу. Кстати, ты умеешь плавать?

Мальчик кивает.

– Это хорошо. Если ты соскользнешь с подушки, то должен молотить ногами по воде и грести руками изо всех сил, ладно?

– Как ветряная мельница?

– Верно. Греби изо всех сил руками и дрыгай ногами, как тебя учила мама.

– Меня учил папа.

– Ну конечно. Греби, как учил папа.

Мальчик снова кивает, но в его глазах заметен страх.

– Ты знаешь, что такое герой? – спрашивает Скотт.

– Это тот, кто сражается с плохими парнями, – отвечает ребенок.

– Правильно. Герой сражается с плохими парнями. И он никогда не сдается, верно?

– Да.

– Ну так вот, мне нужно, чтобы бы ты вел себя как герой, ясно? Представь, что волны – это плохие парни и мы должны сквозь них проплыть. И ни в коем случае не должны сдаваться. Я буду плыть до тех пор, пока мы не доберемся до берега, понятно?

Ребенок опять кивает. Поморщившись, Скотт просовывает левую руку в постромки. Плечо теперь отчаянно болит. Каждый раз, когда их с мальчиком приподнимает волна, Скотт все сильнее ощущает, что полностью дезориентирован и не знает, в какую сторону плыть.

– Ну ладно, – говорит он. – Пора браться за дело.

Закрыв глаза, он снова пытается определить направление движения.

«Позади, – думает он. – Берег позади тебя».

Развернувшись, Скотт начинает грести. В этот момент сквозь туман проглядывает луна. Над головой Скотта на какое-то время появляется участок чистого неба. Он лихорадочно пытается отыскать взглядом знакомые созвездия. Брешь в пелене тумана быстро затягивается, но Скотт все же успевает заметить Андромеду, а затем разглядеть ковш Большой Медведицы и Полярную звезду.

«Все наоборот», – понимает он и ощущает приступ головокружения.

Затем на него наваливается тошнота. Если бы из-за тумана не выглянула луна, они с мальчиком поплыли бы прямо в открытый океан, с каждым гребком отдаляясь от Восточного побережья США, и через некоторое время, выбившись из сил, бесследно пропали в волнах.

– План меняется, – произносит Скотт, обращаясь к мальчику и изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал твердо и уверенно. – Мы поплывем в другую сторону.

– Ладно.

Скотт, гребя ногами, располагается в правильном направлении, так, чтобы плыть на запад. Самая большая дистанция, которую он когда-либо преодолевал вплавь, составляла пятнадцать миль. Но тогда ему было девятнадцать лет, он много тренировался, да и плыть пришлось в озере, не имевшем никаких течений. К тому же обе его руки действовали нормально. Теперь же стояла ночь, вода становилась все холоднее, и было ясно, что ему так или иначе придется бороться с океанским течением, неумолимо сносящим их в сторону.

«Если я выживу, – думает Скотт, – обязательно пошлю вдове Джека Лаланна корзину фруктов».

Эта мысль кажется ему настолько смешной, что он, барахтаясь в воде, начинает хохотать и какое-то время не может остановиться. Скотт представляет, как стоит у прилавка на почте и, заполняя сопроводительную открытку, пишет: «С глубоким уважением, Скотт».

– Перестаньте, – просит мальчик, видимо, испугавшись, что взрослый человек, от которого зависит его жизнь, сошел с ума.

– Ладно, все в порядке, – успокаивает Скотт. – Мне просто пришла на ум одна шутка. Все, поплыли.

Ему требуется несколько минут, чтобы выработать подходящий случаю стиль. Это что-то вроде брасса. Правда, гребок правой рукой получается у Скотта более сильным, чем левой. Однако ноги его работают, как положено. Его сильно беспокоит плечо, которое болит так, словно оно набито осколками стекла. В какой-то момент приходит отчаяние. Скотт начинает думать, что у них с мальчиком нет шансов на спасение и они неизбежно утонут в океанской пучине. Однако через некоторое время ему становится легче благодаря монотонности проделываемой работы. Вдох, выдох, гребок. Вдох, выдох, гребок. Эти повторяющиеся действия отвлекают его от мрачных мыслей. Скотт понимает, что потерял счет времени. Во сколько самолет вылетел? В десять вечера? Сколько времени продолжался полет? Тридцать минут? Час? Сколько осталось до восхода солнца – восемь часов, девять? Он старается не думать о бескрайних водных пространствах, о страшных океанских глубинах, о том, что в августе над Атлантикой то и дело зарождаются штормы и ураганы.