Цена крови - Таня Хафф

Страх, прозвучавший в голосе Грега, пробился сквозь испытываемую Генри ярость. Страх означал опасность. Вампир вспомнил о тщательно созданной цивилизованной личине, под которой скрывался хищник, и заставил себя вновь ее надеть.

— Ненавижу такие сенсации! — Он хлопнул газетой об стол.

Старик подпрыгнул, и его стул ударился спинкой о стену, завершив отступление.

— Подобная игра на страхах читателей — безответственнейший поступок. — Фицрой вздохнул и замаскировал свой гнев налетом усталой раздражительности. Четыреста пятьдесят лет научили его делать любое притворство достоверным, каким бы сильным ни был приступ ярости. — Из-за таких журналистов мы все выглядим полными идиотами.

В ответ охранник тоже вздохнул и вытер влажные ладони о ляжки, с готовностью довольствуясь объяснением.

— Наверное, все писатели такие чувствительные, — предположил он.

— Большая их часть, — согласился Генри. — Вы серьезно насчет газеты? Я могу ее взять?

— Ну конечно же, мистер Фицрой. Первым делом я поинтересовался хоккейным счетом. — Сознание Грега уже начало притуплять увиденное, добавляя рациональные объяснения, делавшие происшедшее возможным и даже приемлемым, но он все равно не стал придвигать стул обратно к столу до тех пор, пока не закрылась дверь лифта и световой индикатор не пополз вверх.

Генри напряг все мускулы и сосредоточенно дышал, стараясь усмирить гнев, чтобы тот снова над ним не возобладал. В этой эпохе его соплеменники выживали благодаря тому, что растворялись в среде, а он только что совершил потенциально фатальную ошибку, дав волю чувствам при виде газетного заголовка. Позволив проявиться своей истинной природе в закрытом пустом лифте, он почти ничем себе не навредил, но совсем другое дело — совершить подобное безрассудство при свидетеле. Хотя, конечно, он не ожидал, что Грег вдруг покажет на него пальцем, обличительно вскричав: «Вампир!»...

Фицрой испытывал чувство вины за то, что перепугал старика, и оно помогло ему утихомирить ярость. Ему нравился Грег; в этом мире равенства и демократии приятно было встретить человека, готового оказывать услуги. Его отношение к делу напоминало Генри о людях, работавших в поместье, когда он был мальчиком. Он перенесся, хоть и ненадолго, в то далекое и милое его сердцу время.

Окончательно успокоившись, вампир вышел из лифта на четырнадцатом этаже, придержав дверь для миссис Хьюз и ее мастиффа, собравшихся на прогулку. Огромный пес прошел мимо него, настороженно вздыбив шерсть на загривке и сердито урча. Как всегда, миссис Хьюз принялась извиняться.

— Право, не понимаю, мистер Фицрой. Оуэн обычно всегда такой ласковый песик. Он ни за что... Оуэн!

Мастифф, дрожа от желания броситься в атаку, втиснул свое огромное тело между хозяйкой и человеком в дверях, стараясь защитить ее от почуянной им угрозы.

— Не беспокойтесь, миссис Хьюз. — Генри убрал руку, двери начали медленно сближаться. — Нельзя ожидать от Оуэна, что он будет любить всех подряд.

Перед тем как дверям сомкнуться окончательно, он улыбнулся, глядя сверху вниз на собаку. Мастифф правильно понял, что означает этот оскал, и рванул поводок. Фицрой заулыбался чуть более искренне, когда из шахты лифта донесся, удаляясь, осатанелый лай. Проведи он десять минут наедине с собакой, и всем их разногласиям пришел бы конец. Закон стаи прост — правит сильнейший. Но Оуэн всегда расхаживал в сопровождении миссис Хьюз, и Генри сомневался, что та бы его поняла. Поскольку он не имел желания стать изгоем в глазах соседки, приходилось мириться с враждебностью мастиффа. А жаль. Он любил собак и легко сумел бы поставить Оуэна на место.

Оказавшись в квартире, за плотно запертой дверью, он снова взглянул на газету:

"ПО ГОРОДУ РАЗГУЛИВАЕТ ВАМПИР.

Тела Терри Нил и Деверна Джонса были найдены обескровленными".

Как видно, подзаголовок точен.

И Генри знал, что он этого не делал.

Одним резким движением руки он швырнул газету через комнату и не без удовольствия наблюдал, как страницы усеивают пол, словно раненые птицы.

— Проклятье. Проклятье. ПРОКЛЯТЬЕ!

Подойдя к окну, он скинул с плеч пальто и отбросил его на диван, после чего раздвинул занавески, за которыми скрывалась городская панорама Вампиры привыкли жить поодиночке, они не искали общества друг друга, не отслеживали места обитания своих братьев и сестер. Хотя Фицрой подозревал, что делит эту территорию с другими своими соплеменниками; их могло набраться десятка два, живущих, передвигающихся, насыщающихся в пятнах света и тени, составлявших ночь, а Генри тем не менее не отличил бы их от тех людей, среди которых они вращались.

Но самое худшее, если убийца действительно вампир, — если это ребенок, один из вновь обращенных, потому как только новообращенным требовалась кровь в таких количествах и только они убивали с подобной жестокостью.

— Нет, это не мой, — произнес он, обращаясь к ночи, уткнувшись лбом в прохладное стекло. Это было не столько утверждение, сколько мольба. Каждый из его соплеменников опасался, что может породить нежеланного отпрыска, выпустит в мир подобного монстра в результате случайности. Но он-то был всегда осторожен, никогда не насыщался вновь до тех пор, пока кровь полностью не менялась, никогда не рисковал заразить своей кровью другого. Придет время, и он решится завести потомка, но перерождение смертного произойдет сознательно, и он будет рядом, чтобы присматривать за отпрыском и охранять его.

Нет, это не его ребенок. Но он не мог позволить этому чаду и впредь терроризировать город. Страх не изменяется со временем, как и реакция людей, и перепуганные горожане легко могут высыпать на улицы с факелами и острыми кольями... или их современными эквивалентами.

— А я не хочу остаток жизни провести привязанным к лабораторному столу, точно так, как не хочу, чтобы мне отрубили голову и набили рот чесноком, — сказал он в ночь.

Придется отыскать этого ребенка, опередив полицию, которая только добавит новые вопросы, прежде чем ответит на старые. Он найдет этого маленького монстра и уничтожит его, так как, не имея кровной с ним связи, он не сможет его контролировать.

— А потом, — он задрал голову и оскалил зубы, — я отыщу его родителя.

* * *

— Доброе утро, миссис Кополус.

— Здравствуйте, дорогая, сегодня вы рано.

— Не спалось, — сказала Вики, пробираясь к дальней стенке магазинчика, где гудели холодильники, — а молоко все вышло.

— Берите в полиэтиленовых пакетах, сейчас они идут со скидкой.

— Я не люблю в пакетах. — Краем глаза она заметила, что миссис Кополус выражает молчаливое и не очень благоприятное мнение о ее нежелании сэкономить сорок девять центов. Вики схватила бутылку и принесла к расчетному прилавку. — Газет еще нет?

— Есть, есть, дорогая, уже привезли. — Пожилая женщина наклонилась над пачками, закрыв дородным телом заголовки, и бросила рядом с кассой по одному экземпляру всех утренних газет.