Корсары. Легенда о Черном Капитане - Владимир Лещенко

– Спасибо, Билли, – ответил Питер, хотя был не особо уверен в правоте слов подчиненного. Но и ты меня выручил! – Ну а какой же я был бы боцман если б своему капитану не помог! Возьмите – протянул Тернер что-то Питеру. Ваш трофей! С недоумением тот некоторое время разглядывал в свете Луны мутным желтым блеском и кровавыми искрами вещицу. – Это его застежка – ну на плаще. Вы ее сорвали когда первый раз чуть не проткнули хмыря. Пожав плечами Блейк сунул увесистую побрякушку в карман. Пойдемте, мистер Тернер, бросил он. Ночь – не время для прогулок да и отплытие не сегодня-завтра. Несколько раз капитан и боцман вздрагивали при появлении навстречу патрулей стражи. Но в порт они вернулись благополучно. Короткая стычка не привлекла внимания, так как подобные происшествия были не редки в Лондоне.

* * *

…Под утро Питер вышел на палубу, и его разгоряченное лицо скользким шелком одела морская сумеречная прохлада. На расстоянии полукабельтова, покачивался на волнах фрегат «Медуза» и отблеск ее фонаря кровавой струей тек под корму. На баке и юте пенителя морей безлюдно и тихо; на шкафуте темнела фигура вахтенного матроса. Он горланил старую шанти:[5]

Он вдруг подумал что если сейчас броситься в воду с борта и проплыть до берега, то можно еще что-то изменить, переиграть в судьбе, неизбежно подступающей к нему.

Но он тут же отбросил эту мысль как нелепую и дикую! Тысяча чертей – он же капитан, и это его первый корабль! Но почему он не радуется, что тревожит его?

Или это из-за той идиотской дуэли с французом?

Он огляделся. Паруса были спущены – они стояли меж двух противолежащих якорей, или, как говорят моряки, на фертоинге. Корпус шлюпа тихо поворачивался до натяжения одной из якорных цепей, потом вздрагивал и начинал движение в обратную сторону. Питер подозвал вахтенного и велел ему завтра с рассветом собрать всех на палубе.

Завтра как можно раньше он отплывет. Уж спустившись в каюту он нашарил в кармане брошь, сорванную с д’Аяллы.

В сущности, вдруг подумал Питер, если представится случай он вернет украшение и попробует помириться с заносчивым бретером.

С этой мыслью он и лег спать на узкой койке, даже не раздеваясь – лишь стащив камзол и сапоги…

* * *

С мостика капитану Блейку был хорошо виден Порт-Ройял, в гавань которого они медленно входили. Город – столица владений английской короны в Карибском море стоял на оконечности узкой косы, вдающейся далеко в море, подобно вытянутой руке. Рейд представлял собой довольно глубокую бухту с прозрачной, как горный хрусталь, водой. Якорь устремился ко дну, распугивая многочисленные стайки рыб самой пестрой окраски. Они так и прыскали от него в разные стороны, будто осколки разлетевшегося вдребезги зеркала. Но вот, наконец, проскрежетало в клюзах последнее звено якорной цепи, и зазубренные черные лапы прочно впились в песчаное дно лагуны.

C некоторым разочарованием взирал Питер на открывавшийся вид, вспоминая восторги Тернера и рассказы других бывалых людей… Обычный портовый город каких он повидал немало – щетина мачт, которыми окаймлен причал, гул прибоя, который скоро перестаешь слышать, как тиканье стенных часов.

По большому счету мало чем не отличается от Гамбурга или Бильбао.

Доки и причалы выглядели со стороны ничуть не менее внушительными, чем портовые сооружения в Лондоне. На сотни футов вдоль берега тянулись пакгаузы и штабеля разнообразных товаров. Знакомая ему с раннего детства картина с той лишь разницей, что здесь погрузкой и разгрузкой пришвартованных у пирса судов занимались по большей части рабы. Женщины трудились наравне с мужчинами. Они точно так же таскали на плечах тяжелые мешки и ящики, перекатывали бочки или несли на головах огромные корзины.

Сразу за портом раскинулся большой город, поднимавшийся уступами по склонам пологого холма вплоть до самой вершины. Убогие деревянные хижины сплошь и рядом соседствовали с добротными белокаменными зданиями с черепичными крышами. При этом все они лепились друг к другу почти так же тесно, как пчелиные соты.

Лучшего места для стоянки кораблей не вообразить. «Дублон» бросил якорь чуть дальше, чем обычно, сразу за двумя фрегатами и бригом.

C кормы брига донеслась знакомая песня.

У Питера, всегда перехватывало горло, когда песня доходила до этого места.

Вздохнув, он спустился в каюту. Да – впервые в жизни у Питера на борту корабля была своя каюта. Должность штурмана шлюпа не такая уж высокая – чтобы ему полагалось отдельное жилище – это не фрегат или тем более – линкор с галеоном.

Так что хотя каюта была невелика и низковата, но для него стала домом родным. Со временем как надеялся Питер, будут у него обширные апартаменты – в каких обитают капитаны больших кораблей в тысячу или даже полторы тонн водоизмещением – ну а пока поживем в этой – хоть она темновата и сыровата, что греха таить…

Над его головой висела масляная лампа дававшая довольно света, чтобы Питер мог заполнять судовой журнал. Глаза у него горели от усталости, он с трудом сдерживал зевки, окуная гусиное перо в чернила и глядя на лист пергамента. У каждого морехода – собственная лоция, бесценный журнал, куда записываются особенности океанов и морей, течений и побережий, гаваней и удобных мест для высадки; а также таблицы загадочных отклонений компаса, когда корабль углубляется в чуждые воды, и карты ночного неба, которое меняется с широтой. Эти знания каждый судоводитель ценой тяжкого труда и опасностей накапливает всю жизнь – и по собственным наблюдениям, и по чужим рассказам. Ибо кораблевождение – это не пошлое ремесло, как у сапожника или трубочиста. Это искусство сродни игре на арфе или скрипке – разве что вместо струн – полторы сотни тросов и снастей…

Но все же – черт возьми – плавание окончилось удачей. Он пересек океан не попав в шторм или штиль, не потеряв ни одного человека из команды и доставил ценный груз по адресу. Осталось лишь дождаться пока люди Компании заберут свое добро, получить от них коносаменты на груз, принять на борт ром или индиго – и отплыть обратно. А года через два, когда «Дублону» и впрямь придет время отправляться на корабельное кладбище… Впрочем – может он еще выкупит его и подремонтирует – кораблик-то не так плох – все ж голландская работа! И из капитанов он станет судовладельцем.