Босая для сурового - Екатерина Ромеро

дают, значит, бабло водится. Одного не пойму – ты такой тупой или самым умным себя считаешь, раз подумал, что кинуть меня можно?

В воздухе пауза напряженная повисает, и я впервые слышу нотки страха в голосе  Гарика. Он боится. Арбатова.

– Господин Арбатов, мой бизнес, он плохо идет, есть сложно…

– Заткнись. Или ты отдаешь мне полную сумму долга сейчас, или уже сегодня станешь удобрением под елкой.

Гарик медлит, ему уже трудно скрывать свой страх. Он нервно перебирает пальцами свои сальные редкие волосы, пока его взгляд на меня не падает.

– У меня сейчас нет…нет денег, правда. Стойте! Не надо рукоприкладства! Подождите, у меня есть что-то куда лучше! Вот, посмотрите сюда. Возьмите эту девчонку, строптивая, словно девственница. А глаза какие – карие, блестящие. Куколка самая настоящая. Отмыть только надо. Заберите в честь долга. Она дороже стоит на рынке, уж поверьте. Да и продать сможете по

хорошей цене, если вам не понравится. Она ничейная, бродяжка дворовая.

От его слов у меня чуть ли сердце не останавливается. Гад проклятый, убила бы его прямо тут, если бы встать могла за такое. Как он посмел…предлагать меня словно товар на его прилавке. Сволочь. Сжимаю зубы от боли, с ужасом понимая, что еще немного, и я просто сдохну, не выдержит мой организм еще и такой пытки.

Гарик отступает в сторону, чтобы меня стало лучше видно, а я лишь сильнее натягиваю капюшон, все еще бессовестно на полу валяясь, обхватив себя руками. Моя голова начинает кружиться, как только пытаюсь подняться. Ребра болят при каждом вдохе. Приходится дышать медленно и поверхностно, ловля хрипы в груди.

Хоть я и не вижу лица тигра сейчас, я знаю, он сканирует меня взглядом, своими глазами страшными опаляет. Опускаю голову ниже, пытаюсь слиться с землей, но кажется, этот трюк больше не прокатит. С ужасом замечаю, как мужчина подходит прямо ко мне. Его черные ботинки все ближе, как бы я ни старалась отползти от него подальше.

Задерживаю дыхание, когда Арбатов садится на корточки прямо напротив меня, и руку к голове подносит, одним рывком сдирая мою последнюю защиту – черный капюшон. Тут же рык хриплый и пробирающий до костей его слышу. Он узнал меня. Сразу же.

– Ну, привет, крысеныш, давно не виделись.

Пищу что-то невнятное в ответ. У меня так сильно болит бок, что каждый звук с трудом дается. Губа разбитая жжет. На лице что-то липкое, явно кровь запеклась от удара.  Гарик на славу постарался. Урод.

Я решаюсь посмотреть в глаза Арбату, однако тут же жалею об этом. Ничего кроме злости и презрения в этих зеленых омутах я там не нахожу. Он меня не важнее мошки уличной считает, и это отчетливо видно по его лицу. Такому…мужественному и суровому.

Мужчина грубо рукой по моей губе разбитой проводит, а я отталкиваюсь от него, шипя словно змея. Больно. Но он сильнее. В сотню раз. За грудки меня хватает и ближе наклоняется.

– Ты все-таки соврала мне тогда, мелочь вороватая. Зря я тебя отпустил, не обыскав твое тощее тело. На мордашку твою невинную повелся, а ты шлюха просто дворовая. Тебя здесь придушить или сама и так копыта отбросишь? Как вижу, ты уже недалеко от второго варианта.

– Я не воровала…

Ловлю раздраженный гортанный смех тигра. Он не верит ни единому моему слову.

– Я тебе уже говорил, чтоб врать мне не смела. Куда украшения с моего кабинета дела?!

– Не знаю… Забрали их. Из-за них Пашку…ножом пырнули, насмерть. Из-за цацок этих ваших проклятых…

Сглатываю, когда вижу как кулаки Арбатова сжимаются. До хруста. Черт, лучше бы я молчала. Этот зверь страшнее  Гарика будет, в миллион раз.  Гарик просто пешка рядом с ним, жалкая тень безвидная.

Взгляд Арбатова как у хищника дикого, и кажется, он убьет меня прямо тут. Одного его удара хватит, чтобы я навсегда уснула. Сном спокойным и мертвым. Закрываю руками голову, когда мужчина наклоняется ко мне. Боюсь его.

– Значит так, зверушка. Я говорю один раз, а ты слушаешь. Я забираю тебя сейчас. Отныне ты мне принадлежишь. Будешь отрабатывать долг  Гарика полмиллиона, а после свой долг, еще восемьсот тысяч за ворованные вещи. Отпущу, когда расплатишься. Вздумаешь сбежать, найду и продам. Прямо по адресу. Ты вон и так я вижу, уже практикуешься.

– Чт…что?

Не понимаю, что он говорит. Как это, принадлежу ему…

– Леха, забирай нашего найденыша.

– Уже?

– Да, давай паковать, пока копыта не отбросила. И так вон, еле дышит уже, а ей еще долг мне отрабатывать.

Услышанное словно ледяной водой меня обливает. Какая еще собственность, какой долг?! Да я таких денег не то, что в глаза не видала, не снились они мне даже. Не могу поверить в это, этого быть просто не может. Уж лучше в тюрьму поганую меня пусть отправит, но не себе забирает. Нет…

Я и пикнуть не успеваю в ответ, как Арбатов поднимается, и не обращая внимания на мои мычания, выходит из вагончика, больше ни разу так и не взглянув в мою сторону. Вместо него ко мне подходит Леха этот двухметровый, который тогда еще застал меня в доме Тигра, и за руку больно хватает. Он и сейчас не церемониться со мной, подхватывая на руки с пола резко, словно мешок с картошкой берет.

– Иди сюда, малая.

Невольно вскрикиваю. У меня болит все тело, однако это все ерунда по сравнению с тем, чей собственностью я только что стала, и какого размера долг нажила. Впервые чувствую слезы на щеках. От страха.

В какой-то момент Леха уж очень сильно задевает мой бок рукой, от чего я резко вздрагиваю, и кажется, отключаюсь.

* * *

Я совсем не помню дороги, и прихожу в себя в какой-то темной конуре, где кажется, даже нет окна. Это похоже на подсобку с брошенной туда маленькой раскладушкой и матрасом. Я сижу прямо на ней, а точнее лежу, подобрав под себя ноги.

Как только встать пытаюсь, с ужасом обнаруживаю, что у меня жутко болит бок, а еще одна моя рука не шевелится. Я что…черт! Что, что это такое?! Меня наручниками к батарее приковали! Он это сделал, монстр с тату тигра на шее!

Отчаянно пытаюсь вырвать руку от железных оков, освободиться, но куда там. Хоть я и худая, этот зверь специально наручник потуже скрепил, и я выберусь из него, только если ладонь сама себе сломаю. Сукин сын!

Звонкий стук металлических наручников о батарею провоцирует у меня жуткий страх,