По ту сторону жизни - Андрей Ильин

Девятка… Семёрка… Лыбится, подмигивает, пальчиками играет…

– Еще?

Секундная пауза. Сомнение. Но кто не рискует…

– Мечи!

– Король… Двадцать!

Облегчённо вздохнул барак.

– Себе.

Тянет «Ржавый» карту. Десятка… Замер, держит паузу. Любят это дело блатные, любят нервы пощипать. Постукивает пальчиками по колоде.

– Ну что, «Фифа», поглядим, есть у меня фарт или вышел весь?

Тянет карту. Бросает на стол. Туз!

– Очко.

Вздох по бараку. Проиграл «Фифа» «Деда». Вчистую. И ведь все понимают, передёрнул «Ржавый», туза из рукава вынув или еще как, потому как известный он катала. И не пожалел «Деда», не дал «Фифе» отыграться.

И «Фифа» всё понимает, только не схватить «Ржавого» за руку.

– Когда должок отдавать станешь? – смеётся «Ржавый», поблёскивая зубами золотыми.

– Теперь отдам!

Встал «Фифа», к нарам пошел. Туда, где «Дед» кантуется.

– Эй, «Дедок», слазь.

Слез, встал «Дед», ничего со сна не понимая. Смотрит вопросительно, не понимает, что смерть к нему его пришла.

Но кто-то еще спрыгнул, рядом встал.

– Слышь, «Фифа», не трожь «Деда», не бери грех на душу.

– Ой, – притворно удивился «Фифа». – Кто ж это такой сыскался? Защитник. Прямо – страху нет! А коли я не его, а тебя?

Стоит зэк, не шелохнётся. Один. Капитан-летун, Герой Союза. И надо бы к нему, надо слезть, рядом встать. Ведь не испугался он… Но страшно, страшно на пере повиснуть, потому что «Фифа» – рожа кровь с молоком, сытый, быстрый, а ты почти доходяга. Дунь – упадешь. Не совладать с ним… Но надо слезть, потому что летун стоит. Надо!..

Спрыгнуть с нар, придвинуться, притиснуться к «Деду». Встать молча. Еле заметно кивнул летун благодарно – легче ему стало. Двое – не один. Хотя и вдвоем, но что они сделают? Но может, кто-то еще…

Зыркнул «Фифа» вправо-влево – дурное дело, коли мужики вместе поднимутся. Весь барак не порезать. Но и долг отдавать надо, чтобы к параше тебя не приставили. Безвыходное у него положение.

С верхних нар головы свесились, смотрят волками и глаз не отводят! Много их… И те двое придвинулись… А сзади дружки блатные глядят, интересно им, как «Фифа» выкрутится. Помогать ему не будут, на зоне каждый сам за себя. Сам проигрался – сам крутись…

Усмехнулся «Фифа», фиксой сверкнув.

– Да ладно, фраера, не вопрос, я же понимаю – пусть живет «Дедок»… Слышь, дед-сто-лет, сам помрешь. – Улыбнулся дружелюбно.

И «Дед» в ответ:

– Иди, спи. Дави харю. Сон зэку в облегчение дан.

Развел руки, чтобы обнять старого зэка, по плечам, по спине похлопать. И все расслабились и невольно заулыбались.

«Фифа» завел руки, но не обнял. В руке его взблеснула узкая, как шило, заточка, и он быстро и точно вогнал ее в спину «Деда», аккурат против сердца. Тот вздрогнул, удивленно выпучил глаза и стал оседать на подкосившихся ногах.

«Фифа» отпрыгнул. Хищно щерясь, тыкая в воздух окровавленной заточкой и отступая спиной в блатной угол. И приятели его повскакивали, выдернув откуда-то ножи и заточки, готовые сцепиться с мужиками.

Но никто не стронулся с места. Поздно. Некого уже защищать.

Смотрят блатные. Смотрят зэки. Никто в драку сунуться не решается – все понимают: малой кровью тут не обойдется. Выжидают…

Дрогнула занавеска в конце барака… «Сивый»! Смотрящий за зоной. Вор авторитетный, с ходками от царя-Гороха. Всех пережил: и Феликса, и Ягоду, и Ежова, и теперь помирать не собирается.

Отступили блатные.

Вышел, глянул «Сивый». «Деда», скрючившегося на полу земляном, приметил и струйку крови под ним.

– Кто?

– «Фифа». В карты проиграл.

– Дурак.

Быстро «Сивый» расклад понял – мужики, коли все встанут, а встанут, если до резни дойдет – сила. Половина из них фронтовики, навыки свои вспомнят, с нар жердины повыдергивают, встанут спина к спине… Блатных – горстка. Не совладать с мужиками разом, по одному их резать надо.

– Ша! Кончай кипешь. Спать мешаете.

Шагнул назад. Упала занавеска.

И всё стихло. Блатные сели «вату катать», зэки на нары полезли. И только «Дед» остался. Был человек – и не стало его. Что для зоны дело обычное. А от чего помереть – от пера в бок, поноса кровавого, пули конвойного или чахотки – не всё ли равно? Все они тут не жильцы, ко всем смертушка не сегодня, так завтра придёт… Такая жизнь, которую и потерять не сильно жаль…

* * *

– История, как математика, – точная наука, если, конечно, оперировать фактами, а не предположениями. И в ней, как в некой формуле, заложена цикличность, то есть всё то, что было ранее, через какой-то период времени начинает повторяться вновь, пусть в ином антураже и с другими персоналиями. Но в целом, спиралевидное развитие есть суть исторического процесса…

Сидит Вождь Всех Народов, слушает, трубку в руках мнёт. Не любит он говорить, слушать любит и на ус мотать. А если скажет, то так скажет, что полстраны вздрогнет. «Братья и сестры…» – скажет. Или «жить стало лучше, жить стало веселее…» Слово его – золото червонное.

Хорошо профессор говорит, хоть и мудрено. И это плохо – мысль изреченная должна быть проста и чеканна, чтобы дойти до любого крестьянина. А эти учёные… Но без них нельзя, должны они линию Партии поддержать и научно, красивыми словами, обосновать. Для того и держать их приходится, и институты давать, и премии сталинские. Не может страна без мудрецов жить, то еще в сказках прописано. Без мудрецов народ сомневаться начинает, и заграница косо смотреть…

– А скажите, профессор, как управители государств верности придворных добивались, когда всяк слуга предать господина может, на сторону врага переметнувшись, будь то хоть Советник Первый, хоть телохранитель. Как же они их в узде держали?

– По-разному. Золотом платили, вотчины дарили или на мздоимство и казнокрадство сквозь пальцы смотрели, как, к примеру, Пётр Первый.

– Не прав был царь Пётр, – строго сказал товарищ Сталин. – Слаб был! Нельзя воров до казны допускать, надобно было им руки рубить и на кол сажать, чтобы иным неповадно было. Если ворам потакать, так всю державу разбазарить можно! – И глянул сурово – профессор даже слюну сглотнул. – Встал, трубку раскурил, спросил: – А коли не воровством, коли страхом держать?

– Во многих средневековых государствах, особенно в Азии и на Ближнем Востоке, именно так и поступали. Например, если визирь или кто-то из ближнего окружения предавал султана, то не только его, но и всю его семью, до третьего колена, включая младенцев, женщин и стариков, жизни лишали, и всё имущество, и дома забирали.