Проклятие Пиковой дамы - Юлия Алейникова

— Анна Петровна, пора. Скоро третий звонок, — окликнула ее помощник режиссера Василиса Егоровна.

— Да, да. Уже иду.

После первой же картины — бурные овации. Вадим Яузов был в голосе, их дуэты звучали великолепно. Анна Петровна, забыв о зрителях, о сидящем в зале Николае, полностью отдалась музыке Чайковского и чувствам бедной обманутой Лизы. Она жила, страдала и пела так, что многоопытная, немало повидавшая на своем веку Василиса Егоровна расцеловала ее после объяснения с Германом.

Восторг! Полный восторг!

Три карты, три карты. Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!

Зал рукоплескал! Их восемь раз вызывали на поклон. Сцена была завалена цветами, самый роскошный, конечно, был от Николая. Он с генералом Горностаевым и его супругой заходил к ней в антракте, но она была слишком возбуждена. Они восхищались, восторгались, но Анна Петровна была словно в тумане, к счастью, они быстро ушли. Но вот теперь, теперь она готова принимать поздравления, комплименты, овации. Она счастлива! Счастлива!

Поздравления коллег, работников сцены, гримеров, костюмеров, музыкантов, захлебывающийся от счастья и первого успеха режиссер, бурлящий восторгом худрук…

— Товарищи, не расходимся, сейчас состоится торжественный банкет! Всех прошу! Всех прошу!

В свою гримерку Анна Петровна летела, словно на крыльях. Ах, какое восхитительное чувство! Легкость, счастье, восторг…

Она опустилась в кресло, взглянула в зеркало на свое сияющее лицо, прижала к нему букет алых роз и беззаботно рассмеялась. Но тут вдруг что-то щелкнуло, свет в комнате погас, а по ее шее скользнул тонкий холодный шнурок.

— Кто здесь? Что это? Что так…

— Это вы нашли убитую? — строго хмуря брови и неуютно оглядываясь по сторонам, поинтересовался следователь Кузьменков Афанасий Степанович.

В театре следователю не нравилось. Они сидели в кабинете замдиректора театра, просторном, украшенном лепниной, обставленном дорогой старинной мебелью, с бархатными шторами на огромных окнах. За дверью толпилось руководство театра, в буфете возле накрытых банкетных столов сидело руководство города. Убийство было громкое. Совершено, можно было сказать, с вызовом, в присутствии первых лиц горкома, исполкома и прочих учреждений. В битком набитом народом театре. И ведь убили не абы кого, а солистку! Она, можно сказать, отпеть не успела, рот закрыть, а тут вам, пожалуйста.

Ну, вот что за напасть? В театре тысяча с лишним человек находилось во время убийства, искать среди них убийцу — все равно, что иголку в стоге сена. А ему до пенсии всего ничего не хватало, чтобы еще из органов поперли за профнепригодность.

Ох, грехи наши тяжкие.

Афанасий Степанович неприязненно взглянул на сидящую возле стола расфуфыренную артистку.

— Значит, убитую нашли вы?

— Да, — кивнула Зина, закидывая ногу на ногу и не без кокетства глядя на следователя. Старого сморчка, обрюзгшего и совершенно не интересного. Но таким уж легкомысленным существом была Зинаида Барышева, что, видя представителя мужского пола, пусть и самого непрезентабельного, не могла удержаться от кокетства.

— Расскажите.

— Ну, сегодня у нас была премьера. Собралось много важных гостей. Премьера прошла с большим успехом, после спектакля был назначен банкет…

— Все это нам уже известно, переходите непосредственно к делу, — сухо прервал ее следователь.

— Гм! — дернула плечиком Зина. — Уж куда ближе. Все уже собрались, стали поднимать тосты, а Ани все нет.

— Кого?

— Анны Петровны Щербатовой. Убитой, — чуть не по слогам, как для тупого, повторила артистка. Тоже мне, фифа.

— Дальше.

— Я вызвалась за ней сходить.

— Почему вы?

— Ну, мы подруги, и вообще… Директор попросил, я и пошла.

— Ясно. Дальше.

— А дальше я пришла, постучала, открыла дверь, а там Аня. Вся синяя, глаза навыкате, цветы по полу рассыпаны. Я закричала. Сперва уборщица прибежала, потом рабочий сцены, а затем уже все остальные. Что было дальше, не знаю, меня увели в дирекцию валерьянкой поить.

— Когда вы шли в грим-уборную, ничего странного не заметили? Может, встретили кого?

— Нет.

— А в самой гримуборной было что-то необычное?

— Кроме мертвой Ани? — иронично уточнила артистка. — Да я, когда Аню увидела, чуть в обморок не грохнулась. Что еще более странное я могла увидеть, по-вашему?

— Ладно. Кто, по-вашему, мог это сделать?

Тут дверь в кабинет открылась, и в нее ужом проскользнул сотрудник милиции, что-то пошептав следователю на ухо, так же бесшумно удалился.

— Так что вы думаете? — повторил свой вопрос Афанасий Степанович.

— Откуда мне знать? Я все это время на банкете была.

— А кто из присутствующих отлучался с банкета?

— Откуда же мне знать? Видели, сколько там народу? Да я половину и знать не знаю, и все они ходили, двигались, толкались туда-сюда. Кто же в этой толчее разберет, кто, где был и куда выходил?

— А в каких отношениях убитая состояла с Вадимом Яузовым? — прищурив глаза, резко спросил Афанасий Степанович.

— С Яузовым? В нормальных, — пожала равнодушно плечами Зина. Плечи ее сегодня были оголены, а шея украшена ниткой жемчуга. Наследство, доставшееся от мужниной прабабки.

— А вот, по моим сведениям, у Щербатовой с Яузовым был роман. — Сделал ход конем Афанасий Степанович.

— Да? И кто вам наболтал такую глупость?

— Эти сведения нам сообщила артистка Леденева.

— Мм. А артистка Леденева не сообщила, что она ненавидела Аню, мечтала занять ее место. Спала с заместителем директора в надежде, что тот снимет Аню с премьерного спектакля и отдаст ее партию Леденевой. И, кстати, об этом знает весь театр. А что касается Вадима, так он волочился за всеми артистками театра, и оперными, и балетными. Но без всякой цели, так, по привычке. А романы заводил только со своими многочисленными поклонницами, влюбленными и бескорыстными.

— А что, он разве не женат? — полюбопытствовал Афанасий Степанович.

Он знал, что театральный мир — это разврат и бесстыдство, но то, что рассказывала Барышева, не укладывалось ни в какие рамки.

— Ну, отчего же. У него имеется жена Клава и трое отпрысков. Жена в нем души не чает. Холит его, лелеет. Посвятила ему всю свою жизнь. Он еще спит, а она уже на кухне готовит ему завтрак и подает в постель, потом делает ему массаж, маски для лица, кормит обедом и везет в театр на репетицию. У них имеется машина, но Вадим так и не научился водить, водит Клава. Потом встречает его с репетиции, привозит на спектакль, обеспечивает ему здоровое пятиразовое питание, следит за его гардеробом, даже носки ему гладит. Сумасшедшая. А самое главное — она совершенно не замечает, что творится у нее под носом. Прежде отдельные доброжелатели пытались ей открыть глаза на похождения Вадима, но она свято верит в его непогрешимость. Теперь все рукой махнули.