Русич. Шпион Тамерлана - Андрей Посняков

Всяк сребролюбец скор ко взятию,

Косен к подаянию.

Федор Гозвинский

«Слово о нравах сребролюбца»

…высматривала – что бы такое схватить. Хитроватый взгляд ее все чаще останавливался на чернильнице, болтающейся на поясе Авраама. Дьяк погрозил птице кулаком.

– У, пронырище, – посетовал. – Третьего дни чуть грамоты не растащили – положил на крыльце просохнуть… Потом едва упас!

– Что за грамотки-то? – поинтересовался Иван. Он рад был увидеть писца и намеревался вызнать через него кое-что по своему делу.

Авраам, почесав свой длинный нос, отмахнулся:

– Да так себе грамотцы. Обсказано, где что построено, где недострой какой да все такое прочее.

– Опасные грамотки. – Раничев понизил голос, оглянулся на отправившегося за новой порцией браги Ефимия, на Лукьяна, тщетно пытающегося оттереть с кольчуги ржавчину старой половой тряпкой, покачал головой. – Может, то и не сороки вовсе грамоты твои разворовали?

– Может быть! – Дьяк вскинул глаза, признался смущенно. – Я как-то об этом и не думал. Спасибо, Иване, за совет.

– Не за что.

– Нонче же поговорю об том со старшим, Софронием. – Авраам вдруг улыбнулся. – Да что мы все о делах, будто и не русские люди! Рад я, Иване, что спасся ты, рад! Дай хоть обниму.

Встав с крыльца, Раничев обнял парня, похлопал смущенно по худой спине, чувствуя, как запершило в горле. Вроде – и с чего бы? Ведь не друзья они с детства, а по первой встрече – скорей враги, это только потом, когда сражались вместе у городских ворот, вроде как подружились, и даже не тогда, наверное, а чуть позже, когда опекали раненого Тайгая, а потом попали в плен. Иван ощутил вдруг, как дороги стали ему все эти люди, что делили с ним радость битвы и скорбь плена, – Авраам, Ефим Гудок, Салим с Тайгаем… Евдокся… Евдокся… Раничев вскинул глаза:

– Ты, Авраамка, никак в Переяславле теперя, раз сюда с заданьем важным послан?

– А как же? – писец подбоченился. – Знатоков-то угрюмовских после сечи мало осталось, вот тиун княжий меня и заприметил, как пришли с Гудком в Переяславль. Ефим-то сразу ватагу нашел, на Москву подался, заработки, сказал, там больше. Да уж, думаю, конечно, больше – чай, давно уж не разоряли Москву-то, да и Василий Дмитриевич, князь, торговых людей жалует – оттого и прибыль княжеству. Народ на Москве богатый, – Авраам завистливо вздохнул, потом улыбнулся. – Ну да и у нас в Переяславле неплохо. Олег Иваныч-князь грамотеев привечает, жить можно.

– Да уж, – усмехнулся Иван. – То-то я и смотрю – кафтанец на тебе изрядный. А что, говорят, Аксен, Колбяты-боярина сын, тоже при дворе княжьем?

Дьяк крякнул:

– Ты и это ведаешь?

– Слыхал… Так то правда?

Авраам кивнул:

– Правда. Как говорят фрязины – в фаворе нынче Аксен, а что с вражинами его видали, так извернулся, наплел что-то князю, дескать, был у них – да, но не переветником поганым корысти ради, а с тайным поручением покойного наместника Евсея Ольбековича. Будто бы грамоту на это наместник ему выдал. Поди проверь!

– Так проверял князь?

– Тю! – писец замахал руками. – Надо ему то? И так-то преданных людей – раз-два и обчелся, а Аксен все ж таки человек не глупый, когда надо – дельный, и льстит, льстит князю-то, а особливо невестке его, княжне московской. Олег Иваныч хоть и умен, но Аксена слушает… А может, потому и слушает, что умен? Боярин-то Колбята, Аксенов батюшка, человек на Рязани не из последних. И князя всячески поддерживает, и других бояр на то настраивает. Зачем Олегу Иванычу такую поддержку терять? Вот и терпит Аксена, а уж тот… – Авраам вздохнул.

– Ну, почто замолчал? – оперся на перила крыльца Раничев. – Так что там Аксен?

Дьяк оглянулся и понизил голос:

– Опасаются его люди! Вот тот же Панфил Чога, хоть и воевода изрядный, а видно, оговорил его Аксен – в опале теперя. Обиделся на князя, с усадьбы своей носа не кажет.

– А ты, Авраам, вот еще что скажи, – Иван наконец задал-таки главный вопрос: – Ты Евдокию-деву на дворе у Панфила не видел?

– Не видел, – дьяк покачал головой. – Да, честно сказать, и не заходил к Панфилу на двор-то. Старшой туда не посылал ни за какой надобностью, а так, в гости напрашиваться – так кто я, червь книжный? И кто Панфил Чога? Воевода-боярин, пусть даже и опальный. Нет, Иване, нам, простым людям, к боярским хоромам нет ходу.

– Да понимаю я все, – Раничев улыбнулся. – А вот и друже Ефимий с брагой! Выпьем, Авраам!

Дьяк перекрестился:

– Ну если только немножко, самую чуть… так, за встречу. Уж и не чаял тебя свидеть! А Салим как? Тайгай?

– Там, в Самарканде остались. – Немного отпив, Иван поставил деревянную кружку на ступеньку крыльца. – Ух, Авраамка, и город же! Зело чудесен, а уж красив… Одно слово – столица! А Тимур – Тамерлан – Хромец – правитель изрядный.

– Говорят, жесток зело сыроядец?

Раничев задумался – жесток ли Тимур? Ну наверное, да, хотя… Ничуть не больше всех остальных правителей. Дьяку ответил честно:

– Знаешь, друже, никаких особых жестокостей я там не видел.

– Так, значит, врут все? И про башни из человечьих голов, и про прочее?

– Может, и врут, – Иван пожал плечами. – А может, Тимур сам про себя слухи такие распускает, чтоб боялись, он же не дурак вовсе, совсем не дурак. А врагов у него – тьма, и все со свету сжить хотят да страну его разграбить, враги многочисленные, сильные, начиная с султана египетского и заканчивая царем Тохтамышем.

Иван нарочно упомянул Тохтамыша, понаблюдал искоса – как Авраам то воспримет? Нормально воспринял писец, даже бровью не шевельнул – значит, не в Переяславле бывший ордынский хан… А тогда где? Раничев отослал Ефимия за брагой – не потому, что очень хотел, а чтоб не было лишних ушей, по той же причине попросил Лукьяна принести из горницы плащ – типа, холодно. Отрок ведь не уходил никуда, так и сидел рядом, чистил свою кольчугу да дожидался Авраама.

Дождавшись, когда Ефимий с Лукьяном ушли, Иван быстро спросил:

– А что, про Тохтамыша-царя совсем ничего не слышно?

Писец молча покачал головой.

– А узнать не можешь? – не отставал от него Раничев. – Ну хоть примерно. Неужто никаких слухов не ходит в канцелярии вашей?

– Да ходят, конечно, – Авраам улыбнулся. – Как ты назвал-то? Канце… слово какое-то немецкое, но красивое, надо будет запомнить. Говорят, либо в Москву ордынец подался, либо в Литву, к Витовту.

– Так я и думал, – кивнул про себя Иван. – А точнее не скажешь?

Авраам чмокнул губами:

– Поспрошать надо. Азм ведь человек маленький… Но знакомства имею. И среди княжьих людей, и средь монастырской братии. Многие ведь у нас, – он понизил голос, – благоволят Киприану-митрополиту. А тот на Москве и с Васильем князем зело дружен.