Академия высокого искусства. Ученица боевого мага - Александра Лисина

— Нет, мама, — вздыхает Айра, оглядываясь на спящего на руках отца мальчонку. — Не хочу. Он же совсем маленький…

* * *

— …Пойдем! Ну пойдем же, посмотрим на магов! — жалобно просит большеглазый пацан, с удивительной силой потянув ее за руку. — Когда еще увидим? Мама сказала, они только раз в год приезжают! А вдруг они найдут у меня магию? Айра, ну пойдем?

Айра вместо ответа прижимает брата к себе и пятится в придорожные кусты, не отрывая взгляда от окон таверны, в которых мелькают чьи-то лица.

— Айра, идем же! Смотри, и Бесик уже там!

Она быстро находит в собравшейся возле трактира таверны вихрастую голову цвета соломы. Замечает на мальчишечьем лице проказливую улыбку, видит целую ватагу его приятелей, упрямо пробирающихся поближе к дверям, но все равно упрямо пятится назад.

— Трусиха! — возмущенно пытается вырваться брат — такой же светловолосый, как Бесик, большеглазый, как мама, и уже сейчас очень сильный, как отец. — Пусти!

Айра сжимает зубы и, крепко держа его за руку, присаживается в траву.

— Не надо. Они мне совсем не нравятся.

— А я хочу!

— Не пущу! — испуганно вскрикивает она, но он уже не слышит — отчаянно дернувшись изо всех своих мальчишечьих сил, вдруг торжествующе смеется и бросается прочь. Назад. Туда, где только-только открывается дверь таверны и откуда показываются закутанные в длиннополые мантии трое сурового вида мужчин…

На отчаянную возню в кустах народ у таверны удивленно оглядывается, но быстро отворачивается, приняв спрятавшихся детей за дерущихся псов, коих всегда возле домов носилось немало.

Самое интересное сейчас начнется. Вдруг у кого из деревенских обнаружится дар? Ковен не зря каждый год посылает гонцов во все стороны света. Не зря они заезжают во все уголки четырех королевств в поисках одаренных детей. Говорят, если кому-то повезет, то его отправят в Лигерию — главную обитель магов. И тогда счастливый избранник никогда и ни в чем не будет знать нужды.

Возня в кустах внезапно затихла, но никто не обратил на это внимания — все с жадным любопытством смотрели на руки одного из пришельцев, в которых начал разгораться волшебный огонек. А когда его свет залил весь двор, пройдя через человеческие тела насквозь, за плетнем кто-то испуганно ахнул, а другой голос торжествующе прошептал:

— Я же тебе говорил!

* * *

…И снова — тот жуткий вечер, после которого вся ее жизнь резко переменилась. И снова родители лежат на холодном полу, мертвыми глазами глядя в беленый потолок.

Они не двигаются, не говорят. Рядом с ними так же страшно лежит израненный братишка. А над ним, низко наклонившись, стоят две рослые тени в плащах и, купая ноги в густом тумане, задумчиво смотрят на его окровавленное лицо.

Потом — короткое мгновение осознания. Испуганный вздох, тихий вскрик, которому вторят злые голоса со спины. Стремительный бег. Череда вспышек, после каждой из которых окружающий лес неуловимо меняется. Изумленные глаза огромного волка, на которого она падает с разбегу. Мгновение ошеломленного молчания, неуверенное касание, испуганный шепот. Затем — быстрый рывок и новый бег, уже на теплой и мохнатой спине…

А потом он тоже гибнет. Корчится от боли у ног ухмыляющихся наемников. Из последних сил бросается на них, пытаясь отвести нацеленную стрелу. Но не успевает. Падает. Отчаянно воет, бессильно царапая землю когтями. И может только с отчаянием следить, как она бьется в объятиях игольника.

Да, так было. Она все это прекрасно помнит. До сих пор слышит по ночам его предсмертный вой и горько жалеет о том, что стала тому причиной.

В какой-то момент она страстно желает об этом забыть, и игольник милосердно дает ей эту возможность. А его яд, просачивающийся сквозь многочисленные ранки, постепенно туманит голову, разбивает, словно старое зеркало, ее прежнюю жизнь, после чего осторожно передает в теплое нутро вечно живого и вечно молчащего Дерева, в утробе которого ее пробитое сердце в какой-то момент снова начинает медленно биться…

Как Айре ни хотелось остаться одной, но уже на следующее утро в комнату бодрой походкой зашел господин Лоур и с порога заявил, что дела у нее пошли на лад.

Потом внимательно осмотрел безучастно кивнувшую пациентку, повертел, как куклу, что-то побормотал, подумал. Попытался изучить ее ауру и даже поинтересовался тем, кто работал раньше с ее щитом. Но ответа не получил. И через некоторое время ушел, а когда вернулся, то принялся настойчиво убеждать ее что-нибудь съесть, потому что, дескать, она сильно ослабла и нуждается в помощи.

От еды Айра отказалась — есть совершенно не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось, кроме одного — чтобы ее оставили, наконец, в покое. Включая голоса, посетителей, расспросы и самого господина Лоура, в котором она прежде не подозревала такого рвения и столь навязчивой способности стоять над душой.

Единственное, что смогло ее по-настоящему обрадовать, это горячая вода и возможность как следует выкупаться. Которую лекарь, едва Айра высказала свою просьбу, тут же и предоставил, позволив девушке привести себя в порядок.

Однако отделаться от него так просто не удалось — спустя несколько часов маленький лекарь снова вернулся и потребовал, чтобы Айра хоть немного поела. Пришлось покорно встать и взять со стола принесенное магом яблоко. Только после этого господин Лоур успокоился и покинул комнату уже надолго, заявив напоследок, что будет очень пристально следить за процессом выздоровления.

Яблоко Айра, едва закрылась дверь, потихоньку скормила Керу. Метаморфу подобный рацион тоже не пришелся по вкусу, однако делать нечего — хозяйка слишком ослабла, чтобы подпитывать его магией, поэтому он покорно сгрыз невкусный фрукт, чтобы поддержать силы. А потом снова задремал, устроившись на груди хозяйки, которую был готов заслонить от любой опасности.

Правда, долго наслаждаться покоем им не дали — ближе к вечеру дверь снова распахнулась и пропустила внутрь еще одного гостя: Викран дер Соллен вошел так уверенно, словно имел на это право. Без стука, нимало не заботясь о том, что закутанной в одну лишь простыню ученице может потребоваться уединение.

На боевого мага, привычно облаченного в черные одежды, Айра взглянула без всяких эмоций.

Надо же… явился… зачем? Разве он уже не все сказал в прошлый раз? Не обозначил свое отношение, когда вдавливал ее в твердую землю, собираясь полностью подчинить? Разве осталось что-то недоговоренное с того дня, когда он впервые попытался убить Иголочку? Или со дня другого, когда он точно так же попытался избавиться от метаморфа?

Он и сейчас стоял все такой же — безмолвный, отстраненный и неприступный, как морской утес. В чем-то он был даже красив — наследие Западных эльфов не могло не сказаться на его бесстрастном лице, но красота эта была какой-то неестественной и пугающей. Потому что за ней, за этой красотой, не было живого сердца. Не было души и простого человеческого тепла. Он был словно высечен из камня — твердый, с тяжелым взглядом, неприятно сочетающимся с притягательной синевой его глаз.