Ночной патруль - Евгений Сартинов

Они прошли дальше во двор. На обширной площади громоздились пирамиды силикатного кирпича, остатки металлоконструкций, стопки плит перекрытий. И у дальнего края двора размещался строительный вагончик. Денисов понял, что оттуда сторож никак не мог видеть переулок, и что в нем происходит.

— Ты где, там был? — спросил Сергей, кивая на сторожку.

— Да. Мне ведь главное, чтобы кирпич и плиты не уперли. А это без машины хрен сделаешь. Так что я сплю себе спокойно, прожектор работает, а если машина какая по улице проедет, по отблеску фар видно. Да и собаки есть, — он показал рукой на целый выводок псов самого разного размера, блаженно загоравших на прогретом бетоне, — они у меня службу хорошо несут. Чуть кто сунется, сразу такой лай поднимают.

— А «скорую», примерно в четыре утра ты, случайно, не видел?

Дядя Коля кивнул головой.

— Видел, рассвело уже, но фары ее видел. Я как раз по большой нужде вышел, что-то приперло с гороховой каши. И тут слышу, звук мотора, фары. Она в переулок было свернула. Я сразу насторожился, думаю: не за кирпичом ли приехали. Пальма еще тут залаяла, ну и весь выводок за ней. Но, смотрю, постоял, Уазик, развернулся, и уехал.

— А точно это была «скорая»? Откуда ты знаешь? Может совсем другая машина?

Сторож снисходительно засмеялся.

— А как же, милый мой. Я сорок лет в автохозяйстве слесарем проработал, звук любой машины на слух тебе скажу. Уазик это был, «булка», точно, как в аптеке.

Довольный собой он достал из кармана зажигалку, и прикурил свою безнадежно потухшую "козью ножку".

"Блин, а ведь он, судя по запаху, самосад курит. Вот чудак то еще", — подумал Денисов. А вот Сычев обратил внимание на нечто другое.

— Ну-ка, ну-ка, что это у тебя такое? — спросил он, забирая из рук сторожа зажигалку. — Смотри, Сергей, какая классная штука. «Зиппо», и фирма, не китайская подделка, настоящая, позолоченная. Пьезозажигалка, камешек тут стоит кварцевый. Щелк — и две тысячи вольт поджигают бензин. Бензиновая ведь, да, дядя Коля?

— Ну да.

— Точно, что ли позолоченная? — с удивлением спросил Денисов.

— Я тебе говорю. Дядь Коль, вы сколько здесь получаете?

— Шестьсот.

— Долларов?

Сторож засмеялся.

— Да каких долларов! Наших, деревянных, и то в срок не дают.

— А пенсия у тебя сколько?

— Тысяча четыреста.

— А откуда же у тебя тогда, дядя Коля, такая зажигалка. Она баксов сто стоит, не меньше. А тут еще и гравировка на боку, — Сычев, прищурившись, по очереди расшифровал причудливые вензеля. — "А.И.С."

— Где взял, дядя Коля? Колись, давай, — уже строго спросил Денисов.

Сторож поскучнел лицом, мотнул головой в сторону переулка.

— Да там и нашел, утром уже, в воскресенье. Сменился, выезжать начал, смотрю, что-то блеснуло в грязи. У ней одна крышка только торчала. Я отмыл, смотрю, хорошая вещь. Работает, главное.

— Это штука того, убитого парня, — пояснил Сычев. — Где вы ее нашли?

— Там, — сторож мотнул головой в сторону переулка.

— Покажи точней.

Они вернулись назад, в проулок, и у самого края лужи, рядом с дорогой, сторож ткнул пальцем в засохшую грязь.

— Вот, здесь она лежала. Говорю, у ней одна крышка торчала.

Сычев и Денисов переглянулись.

— А тело нашли там, — Сычев показал рукой в глубь переулка. — Тут метра два до дороги, а лежал он гораздо дальше.

Денисов забрал у Сычева зажигалку, подкинул ее, и, поймав, сказал ее временному владельцу.

— Придется, дядя Коля, ее у тебя конфисковать. В твоих хоромах стол есть?

— Да есть, — сказал изрядно потерявший жизнелюбие сторож.

— Вот пойдем сейчас, составим протокол. Запишем, что видел, что слышал.

И они направились к обшарпанному вагончику сторожки.

Утром они собрались уже в кабинете Астафьева, благо его сосед почему-то отсутствовала.

— Самое интересное, это с телефонными звонками, — сказал Денисов. — Было два звонка. Один в три сорок, второй в три сорок пять. Мне еще повезло, дежурила та же диспетчер, она вспомнила, что еще удивилась этому. Один голос был женский, второй — мужской.

— А какой — раньше, какой — позже? — заинтересовался Астафьев.

— Этого она уже не помнит. Но точно помнит, что никто из звонивших не назвал своего имени и адреса.

— Интересно, — сказал Сычев, и это было общее мнение всей опергруппы.

Выслушав все, что нарыли члены его опергруппы, Юрий задумался, машинально вертя в руках Сашкину зажигалку.

— Ты думаешь, что сторож здесь ни при чем? — спросил он Денисова. Тот отрицательно покачал головой.

— Нет, дедок чист, аки ангел. Я пробил его данные — типичный работяга, ни судимостей, ни приводов. Сорок лет проработал на одном месте, представляешь?

— С ума сойти, я бы рехнулся, — согласился Астафьев.

— А что, вот Михалыч, уже лет шестьдесят участковым пашет, и ничего, — съязвил Сычев.

— Мели-мели, Емеля, — Рыжов только чуть усмехнулся, да повел своими мохнатыми, рыжими бровями.

— Ладно, хватит зубоскалить, давайте думать, что дальше делать, — оборвал пикировку коллег Астафьев.

— Думать это ты у нас должен, наше дело выполнять, — развел руками Сычев.

— Ладно, если вы уж такие беспомощные, то первым делом займитесь работниками кафе, особенно «Сафари».

— Я подходил к хозяину кафе, продавщица и официантка, что были той ночью, будут работать сегодня днем, — сказал Сергей. — Я ими займусь. Фотографии только нужны.

— Хорошо, что напомнил, — и, порывшись в папке, Юрий протянул Сергею и Рыжову несколько снимков. — Вот, выпросил по два экземпляра у Ленки и у Серовых.

Это были явно портретные фотографии. На одной из них был весьма представительный, при галстуке и пиджаке Сашка Серов. На второй, сидящая на стуле со склоненной головой Елена Бегма, в красном платье в обтяжку, с распущенными волосами, напоминала некую одомашненную русалку.

— А симпатичная бабцо, губа у покойника была не дура, — сказал Денисов, с явным трудом отрывая взгляд от фотографии, которую у него рвал из рук нетерпеливый Сычев.

— Да, девица хоть куда, — согласился эксперт, — хоть туда, хоть суда.

— Пошляк, ты, Николай, — так же рассматривая снимки, заявил Рыжов, — главное, возраст у тебя уже такой, что не перевоспитаешь, ни пионерией, ни комсомолом. Даже партия тебя сейчас не проймет.

— Горбатого могила исправит, — согласился Юрий, — а его, пожалуй, и она не сможет.