Почти прекрасны - Джейми Макгвайр

class="p1">– Но я ведь права? – спросила она. – Ты сделала это ради алиби. Тогда все сходится, я не виню тебя, но…

– Нет никакого «но»! – Я указала на Трэвиса, который выглядел совершенно опустошенным. – Я люблю его! Полюбила с того момента, как увидела. Мер, я его чуть не потеряла! – Мой голос надломился. – Я увидела его там, в том подвале, в другом конце комнаты, и он не мог добраться до меня. Не мог добраться! Он кричал Тренту, чтобы тот отвел меня в безопасное место, а это мог быть последний раз, когда я видела его живым, последние минуты на земле, и он думал обо мне. И если бы он не остался, не рискнул собственной жизнью под угрозой такой ужасной смерти, чтобы найти меня и разбить окно ради нашего спасения, меня бы здесь сейчас не было. Он спас мне жизнь! И если ты спрашиваешь меня, из-за пожара ли я поняла, что никогда больше никого так не полюблю, как люблю его, и что он любит меня больше собственной жизни, и я не хочу жить без него, то ответ «да»!

Из глаз Америки хлынули слезы.

– Эбби…

– Не плачь, – сказала я, стараясь успокоиться. Я нечасто злилась на Америку, но из-за выражения лица Трэвиса решила вступиться. – Прекрати рыдать, Мерик. Все хорошо. Мы больше не будем об этом говорить. Нас там не было, не забыла?

– Мы знаем, – сказал Шепли. Он привлек к себе свою девушку, стараясь выровнять дыхание. Его щеки раскраснелись после шутливой драки со своим накачанным кузеном. – Мер, мы ведь все знаем, правда?

Нижняя губа Америки задрожала.

– Простите меня.

Повернувшись, я обняла ее, к нам присоединился и Шепли. Я потянулась за Трэвисом, и он обхватил руками всех нас.

Глава 4

Серебро

Эбби

Гремели тарелки, кастрюли и столовые приборы, журчание воды из крана немного приглушало громкий звук. Из раковины поднимался пар, пока мы с Америкой убирали с тарелок остатки фирменной пасты Трэвиса – с приправой «каджун» и курицей – и складывали в посудомойку.

Шепли протирал плиту и столешницы. За ужином говорили мало: во‑первых, потому что Трэвис был великолепным кулинаром, но еще мы не понимали, как говорить о правде, не перекладывая ответственность на присутствующих.

Шепли покончил с уборкой и погладил Америку по спине.

– Тебе помочь?

– Мы справляемся, – сказала Америка.

Когда Шепли ушел в гостиную к Трэвису, подруга помедлила, удерживая тарелку под струей воды.

– Мер?

Она всхлипнула.

– Я такая глупая, Эбби. Не знаю, о чем я только думала, – шепотом сказала она. – Мне стоит перед ним извиниться?

– Нет, – сказала я тихо. – Знаю, что ты обо мне беспокоишься. Понимаю. Но Трэвис… При нем не стоит говорить всего этого. Он до сих пор переживает, что все это не взаправду и что я передумаю. Мерик, я удивлена не меньше тебя, но я так счастлива! Правда.

– Все, что мне нужно было услышать. Больше не стану задавать вопросы.

– Вот почему ты самая лучшая подруга на свете!

– И это верно, я такая. Тебе очень повезло.

Я широко улыбнулась.

Америка нажала на пару кнопок, и посудомоечная машина загудела и зажужжала. Подруга вытерла руки и встала у меня за спиной, кладя ладони мне на плечи и прижимая к себе. Она тихонько уткнулась подбородком мне в шею и поцеловала в щеку.

– Скоро расследование закончится. Все будет хорошо.

– Знаю, – ответила я, глядя на раковину.

Я выдавила на ладонь немного синей жидкости для мытья посуды, потерев сморщившуюся кожу. Если я и могла предвидеть наши проблемы, мы оказались в настоящей переделке – мы обе, – ведь если Трэвиса поймают, то и нас тоже.

Я только что соврала полицейским детективам, нарушила закон, содействовала совершению преступления, не говоря уже о том, что стала по собственной воле соучастницей до, во время и после события. Но я могла взять на себя ответственность, если бы могла уберечь Трэвиса от тюрьмы. Я обернулась и посмотрела на мужа.

Он стоял, скрестив на груди мускулистые руки, покрытые татуировками, и разговаривал со своим кузеном. Красную бейсбольную кепку он развернул назад, переминаясь с ноги на ногу, будто не мог устоять на месте.

Шепли действовал на Трэвиса успокаивающе, стараясь разговорами снять груз с его души.

Я улыбнулась, глядя на воду, что струилась по моим рукам, и смывала пену. Вот бы мои руки были действительно чистыми.

– Хорошо, Шеп, мы закончили, – сказала Америка.

Она подошла к Трэвису, крепко обняла его и дольше нужного стояла с ним в обнимку.

Трэвис посмотрел на меня, я улыбнулась. Он с озорством повесил руку ей на плечи и поцеловал в макушку.

– Значит, мир?

Она отстранилась и посмотрела на него снизу вверх:

– Мир?

Трэвис заговорил предельно серьезно:

– Мер, мы семья. Что бы ни случилось, в конце дня мы все равно будем мириться.

Она вновь обняла Трэвиса, потом и Шепли, оба помахали мне, прежде чем уйти к припаркованному снаружи «Чарджеру».

Трэвис зашел на кухню, прислонившись к столешнице и скрестив руки.

– Она переживает, да?

– Да. Иногда она говорит быстрее, чем думает. И даже не осознает, как звучат ее слова.

– Я рад, что она высказалась.

– Правда?

– Ты почти про это не говоришь… ну, про пожар. Я бы и не узнал о твоих чувствах, не заговори она об этом.

Я вздохнула.

– Мне просто кажется, если я буду держать все внутри, то будет не так… страшно. – Я повернулась лицом к раковине. – Но ты прав. Мне нужно больше общаться. Я не вправе говорить, что мы в этой лодке вместе, если ты даже не знаешь, что я чувствовала во время пожара.

Он подошел ко мне со спины, обхватывая руками за талию.

– Нет, я, конечно, кое-что из этого знал. Но не все. Теперь ты кое-что подтвердила. Я правда люблю тебя больше собственной жизни. И всегда буду защищать.

– Дорогой, но это должно быть взаимно. Позволь мне иногда тоже защищать тебя.

Солнце уходило за горизонт, отбрасывая теплый свет на раму над раковиной. Из окна мне открывался вид на парковку, на квартиры ниже этажом и крыши зданий студенческого городка, которые выглядывали из-за деревьев в нескольких милях от нас.

Небо все еще было затянуто пеленой после кошмарного дыма, стоявшего над Китон Холлом несколько дней назад. Пожар был самым страшным событием в моей жизни, но я выжила. Страх, ставший для меня всего лишь воспоминанием, омрачил последние секунды жизни многих наших однокурсников.

– Ты слышишь их? – спросила я. – Крики…

– Каждую ночь.

Я закрыла глаза и