Духовная прародина славян - Михаил Серяков

Потому считался преступником и карался смертью от властей тот, кто убивал кукушку.

Имел он, Живе, возле Кракова святилище и изваяние, из золотистой бронзы отлитое, изображавшее мужа, одетого львиной шкурой, держащего перед ногами рукой узловатую дубину, с поросенком и быком у ног…»[33]

Следует сразу оговориться, что к этому польскому источнику, написанному в начале XVTTI в., следует относиться очень осторожно, поскольку от принятия христианства его отделяет почти восемьсот лет. Уже в силу этого Прокош мог изложить не реально существовавшие факты, а свои фантазии на тему язычества. С другой стороны, он мог и записать бытовавшие в его время народные предания о прежней вере. В силу этого данный источник следует рассматривать только во взаимосвязи с более достоверными данными, которые мы имеем о западнославянском язычестве. Если брать фигуру интересующего нас бога Живе, то его в своем списке польских языческих богов упоминает Длугош, автор XV в., писавший почти на три столетия раньше Прокоша. Окончательно убеждает нас в действительном существовании данного мифологического персонажа упоминание «Живы, богини полабов»[34]немецким хронистом Гельмольдом (ок. 1125 — после 1177 г.), описавшего в своей «Славянской хронике» современные ему верования полабских славян. Хоть известие Гельмольда относится не собственно к польской мифологии, а к мифологии полабских славян, следует иметь в виду языковую близость этих обоих западнославянских народов, неизбежно отражавшуюся и в их религиозных воззрениях.

Также к общеславянской эпохе восходит представление об особой роли кукушки и ее способности предсказывать отведенный человеку срок жизни. Эта способность обусловлена связью птицы как с небом, так и с землей, ее посреднической функцией между двумя этими мирами. Кроме смерти кукование кукушки могло также предсказывать брак, богатство или бедность. Подробно проанализировавшая ее образ в славянском фольклоре А.В. Никитина пришла к выводу о достоверности хроники Прокоша в этой части.

Болгары считали, что кукушка начинает куковать на Благовещенье, начало весны и воскресение природы, а украинцы и русские полагали, что кукушка хранит золотые ключи от неба или рая-вырия, и она «весной прилетает отпирать небесные источники». Кроме того, поляки и украинцы считали, что именно кукушка приносит детей. На основе исследования образа этой птицы в славянском фольклоре А.В. Никитина утверждает: «Итак, кукушка по весне отпирает врата (“небесные источники”) рая и выпускает не только птиц, но и души, души в виде птиц… Древние представления о том, что благополучие живущих находится в прямой связи с умершими предками, которые дают земле своих потомков, а самим потомкам дают плодородие, отражены в веровании о Благовещенье как о моменте, когда возобновляется связь между живыми и умершими. И кукушка выступает здесь в роли ключницы, открывающей врата между мирами и восстанавливающей эту связь. Знание, которое доступно ей как существу, проводящую часть жизни “там”, и которое кукушка приносит “оттуда”, она, как никакая другая птица, отдает живым…»[35]Таким образом, мы видим, что польский бог Живе связан не только с самой жизнью, что вытекает из его имени, но и в образе вещей кукушки определяет ее срок конкретному человеку, а также обеспечивает круговорот душ и плодородие земли в космическом масштабе.

Весьма интересно и данное Прокошем описание идола Живе. Указание на львиную шкуру, изображенную на этом персонаже, свидетельствует о том, что перед нами одна из статуй Геракла, каким-то путем попавшая в языческую Польшу. Однако то, что она служила объектом религиозного почитания, говорит нам о том, что в античном изображении язычники-поляки увидели какие-то черты, которые позволили им соотнести Геракла со своим богом. Насколько можно судить, этой чертой была дубина в руке статуи, которая была исконным оружием небесного охотника. Из новгородской летописи мы знаем, что с палицей изображался и Перун, однако его культ не зафиксирован на территории Польши, и к тому же грозный и опасный для человека (ср. поговорку «чтоб тебя перун убил») характер громовержца и бога войны вряд ли располагал видеть в нем олицетворение жизни как таковой. Кроме того, нет никаких данных, говорящих о связи кукушки с культом Перуна. Таким образом, данная подробность свидетельствует о том, что и у славян небесный охотник-прародитель первоначально представлялся вооруженным палицей. Что же касается имени польского бога, то обожествление достаточно абстрактного понятия жизни следует признать явно более поздним явлением по сравнению с личным именем предка-прародителя.

Показав распространение имени Боя и образа бога-охотника в славянском мире, следует теперь отметить его индоевропейские параллели. Специалисты полагают, что истоки данного имени восходят не просто к праславянскому языку, но к более древней индоевропейской эпохе, о чем говорят иллирийское имя Boius и, возможно, фракийское имя βιο-βριζ[36]. Следует вспомнить и английское boy, обозначающее «мальчик, юноша». Еще одной параллелью является название кельтского племени бойев, которое жило на территории современных Чехии, Тироля и Северной Италии, где они были подчинены римлянами в 191 г. до н. э. Более чем показательно и имя предводителя этого племени, при котором оно подверглось нападению римлян: «Бойориг, царь бойев»[37]. Тот факт, что имя вождя совпадает с названием возглавляемого им племени, косвенно свидетельствует и в пользу рассмотренной выше гипотезы о происхождении названия карпатских бойков. Согласно Титу Ливию точно такое же имя носил и кимврский юноша Бойориг[38], что показывает знакомство с этим корнем и германских племен. Интересно отметить, что родственный топоним фиксируется и в Черноморском регионе, где Клавдий Птолемей упоминает город Бойон в Крыму[39]. Приведенные примеры показывают, что имя Бой восходит как минимум к эпохе индоевропейской общности. Однако у отдельных индоевропейских народов присутствует и родственный с белорусским Боем образ охотника, изучение которого поможет понять как время возникновения, так и подлинное значение образа мифического прародителя славян.

В индоевропейской традиции присутствует целый ряд персонажей, схожих с белорусским Боем, рассмотрение которых может позволить нам гораздо лучше понять процесс сложения образа великого охотника. Как мы помним, одной из устойчивых характеристик прародителя белорусов является наличие у него двух собак. В греческой мифологии хорошо известен охотник и его две собаки. Это Орион, отождествляемый с одноименным созвездием. О древности этого образа красноречиво говорит тот факт, что уже в «Илиаде» Гомер связывает с ним «собачью» звезду Сириус: «Псом Ориона ее нарицают сыны человеков» (ХХII, 29) и притом говорит об этом как о чем-то общеизвестном и не требующим дополнительных пояснений. Кроме созвездия Большого Пса, в состав которого входит Сириус, с Орионом Эратосфен связывает и созвездие Порциона или Малого Пса[40]и, таким образом, этот охотник, точно так же как Бой белорусам, представлялся грекам с двумя собаками. В другой своей поэме Гомер отмечает красоту этого охотника — великаны Отое и Эфиальт «всех красотой затмевали они, одному Ориону в ней уступая» («Одиссея», XI, 310) и дает такое описание его внешности: