А потом - убийство! - Джон Диксон Карр

– Да. Смиренно.

– Хотите знать мое искреннее мнение?

– Если позволите.

– Что ж, в таком случае, – Моника наморщила лоб, – все зависит от того, как смотреть на вещи. То есть… кто из вас продюсер с десятилетним стажем? Однако у вас такое преувеличенное самомнение, что вам кажется, будто никто, кроме вас, ничего не знает! Всякий раз, как вам что-то не по нраву, вы дуетесь и заявляете, что сжигаете все мосты и уходите. Выглядит не слишком солидно, верно?

Картрайт долго смотрел на нее тяжелым взглядом. Потом вдруг подпрыгнул и исполнил перед дверью какое-то танцевальное па.

Мистер Хаккетт обернулся и рассмеялся.

– Ну, вот и хорошо. Забудем обо всем! – ласково проговорил он, хлопая Картрайта по плечу. – Я знаю, старина, ты ничего плохого в виду не имел.

– Уверена, что не имел, мистер Хаккетт!

– Да. Билл разрывает контракт примерно раз в неделю, но после всегда приходит в себя.

– Уверена, что приходит.

– Что ж, мне пора. На съемочной площадке какие-то проблемы. Кажется, произошла какая-то путаница, и кого-то едва не убили. Такого нельзя допускать. Билл, оставляю мисс Стэнтон на твое попечение. Возможно, ей захочется все осмотреть. Покажи ей студию, а потом приведи в третий павильон.

– Мистер Хаккетт! – воскликнула Моника, внезапно встревожившись. – Погодите! Пожалуйста! Минуточку!

– Рад был познакомиться, мисс Стэнтон, – заявил мистер Хаккетт, пожимая Монике руку и чуть ли не насильно усаживая снова в кресло. – Надеюсь, наше знакомство будет долгим и приятным. Если вы что-нибудь захотите узнать, спрашивайте Билла. Уверен, вам найдется о чем поговорить. Пока, Билл! До свидания, до свидания, до свидания!

Дверь за продюсером закрылась.

3

Целую вечность после его ухода в кабинете царило молчание. Наконец, Уильям Картрайт откашлялся.

– Мадам, не говорите так!

– Чего не говорить?

– Того, что вы собирались сказать, – что бы то ни было, – объяснил Картрайт. – Что-то мне подсказывает, что разговор на любую тему почти неизбежно перерастет у нас с вами в полемику. Однако вот что мне хотелось бы выяснить. Вы на самом деле хотите, чтобы я показал вам студию?

– Если это не слишком вас затруднит, мистер Картрайт.

– Отлично! Тогда… позвольте еще один вопрос?

– Да, пожалуйста.

Картрайт заговорил чуть увереннее:

– Скажите, по мне ползают тараканы? А может, вы усмотрели на моем лице скрытые признаки проказы, которые обнаружатся при подробном врачебном осмотре? Я спрашиваю не из праздного любопытства. У меня мурашки бегают по коже! С тех самых пор, как я вошел сюда, вы сидите и смотрите на меня с таким видом, словно хотите… не знаю, как описать выражение вашего лица: такое сосредоточенное отвращение, мадам (уж позвольте быть с вами откровенным), повергает меня в ужас.

– Вы должны меня извинить. – Моника одернула юбку, закрывая чрезвычайно округлые колени. Ее презрение сделало бы честь самой Еве д'Обри. – Я больше не желаю обсуждать данный предмет.

– Зато я желаю! Черт побери! – вскричал Картрайт, моментально забывая о возвышенном стиле. – Ну почему, почему вы не можете мыслить здраво? Я ведь извинился! Что еще мне сделать? Имейте в виду, от своего мнения я не отказываюсь!

Монику затрясло.

– Неужели? – осведомилась она. – Как бесконечно любезно с вашей стороны! Как щедро, как великодушно!

– Да. Впрочем, я вам сочувствую. Принимаю во внимание уязвленное самолюбие…

Окаменев, Моника откинулась на спинку кресла и посмотрела на собеседника в упор. Однако она его не видела. Перед ней плавало облако неясных очертаний, облако, наполненное ненавистью. Оно вырвалось у нее из головы, как джинн из бутылки. Хотя она совершенно о том не подозревала, юбка задралась выше колен. Она не замечала мрачного, циничного самодовольства на лице Картрайта, смешанного тем не менее со злым удивлением.

– Принимаю во внимание, – повторил он, величественно поднимая руку, – ваше уязвленное самолюбие. Но… разве вы не понимаете? Должна же существовать такая вещь, как совесть художника!

– В самом деле?

– Да. Как ни прискорбно, ваш роман – полный бред. Произведение незрелого ума, всецело занятого одной темой. Таких людей, как ваши Ева д'Обри и капитан Как-его-там, не существует в природе.

Моника вскочила с места.

– А ваши убийства? – накинулась она на обидчика. – Неужели такое происходит в реальной жизни?

– Дорогая моя, не будем спорить. Подобные вещи обусловлены некоторыми научными теориями, что совершенно другое дело.

– Ваши детективы воспроизводят мерзкие, дурацкие трюки, которые не проделать и через тысячу лет! А написаны они так плохо, что меня просто тошнило!

– Дорогая моя, – ласково и устало произнес Картрайт, – к чему детские обиды?

Моника взяла себя в руки и снова стала Евой д'Обри.

– Совершенно верно. Прежде чем я скажу то, о чем потом пожалею, не будете ли вы так добры увести меня отсюда и показать студию? То есть… если вы не против.

– Так вы не объяснитесь? – заупрямился Картрайт. – Почему вы так ненавидите мои творения?

– Лучше не стоит, мистер Картрайт!

– Да ладно вам!

– Сами напросились…

– Значит, ненавидите? – Он выпятил рыжую бороду.

– Боже, боже, – прошептала Моника. – Боюсь, вы себе льстите. Не так уж много я думала о ваших творениях. Если вы спросите, нравится ли мне ваш характер, ваши манеры, ваша боро… в общем, ваша внешность… Боюсь, я вынуждена буду ответить: «Нет».

– Ну а вы мне нравитесь.

– Что, простите?

– Я говорю: а вы мне нравитесь, – проревел Картрайт.

– Как интересно, – протянула Моника.

Позже ей пришлось пожалеть о том, что она так не выносит Картрайта. Не прошло и часа, в продолжение которого вокруг киностудии «Пайнем» собирались силы зла, как девушке пришлось поблагодарить нового знакомого за то, что он спас ее после первого покушения на ее жизнь.

1

Итак, вскоре Моника пожалела о том, что она так сильно ненавидит Картрайта. Если бы она не знала, что он собой представляет, она бы, пожалуй, даже ошибочно сочла его любезным и внимательным. Помимо всего прочего, он – какая гадость! – курил изогнутую, как у Шерлока Холмса, трубку.

– Но почему мы должны непременно работать здесь? – удивлялась она. – Почему нас не разместят в том большом здании с козырьками над окнами?

– Потому что «Альбион Филмз» не единственная компания на киностудии, – объяснил Картрайт. – Есть еще три: «Рэдиант Пикчерз» и «С.А.Г.» – американские, и «Уандерфилмз», которая и построила киностудию. Они арендуют павильоны, как и мы. Раньше на месте «Пайнема» было частное владение, а в так называемом «старом здании» жили сами владельцы поместья. Потом его купил Дега из «Уандерфилмз»… – На лице писателя заиграла злорадная улыбка. – «Рэдиант Пикчерз» снимает колоссальную костюмную драму из жизни герцога Веллингтона. Мне доводилось беседовать с Ааронсоном; и если его версия битвы при Ватерлоо не окажется для всех источником вечной радости и веселья, тут не моя вина.