Школа обмана - Борис Пугачев

— Ты слишком высокого мнения обо мне. Если бы я умел играть так масштабно и тонко, то не разговаривал бы сейчас с тобой, а вращался бы совсем в других денежных сферах, о которых советский народ даже не догадывается.

Да и себе ты, по-моему, тоже льстишь. Твой финансовый уровень можно разглядеть лишь под микроскопом, которого у людей, способных руководить Внешэкономбанком, нет, и они тебя просто не заметят. Еще имей в виду: вероятно, у нас очень мало времени. Месяц, от силы два…

— Снова ты меня насилуешь. Пытаешься произвести новый заход? Только не переходи на угрозы. Второй раз не выдержу, врежу!

— Поверь, я совершенно искренне хочу, чтобы все было хорошо. А о том, что надо спешить, ты сам всем говоришь. Что конкретно произойдет — не знаю, хотя и догадываюсь. А вот чем все закончится… Семьдесят лет назад это привело к гражданской войне, голоду и расстрелам.

— Возвратом к прежнему социализму закончится. Все этого хотят. Войны не будет. После НЭПа войны не было, только репрессии. А они и сейчас не повредят.

— Не скажи. Ельцин набирает силу. За ним стоят капиталистические реформаторы типа Гайдара, Чубайса и моего однокашника Явлинского. Они способны поломать социалистическую экономику. Если им дадут власть, они возьмутся строить капитализм и крушить социализм.

— Давай не лезть в политические дебри. Я много думаю о том, что нам готовит будущее, но знаний моих для пророчеств не хватает. Я не Нострадамус и даже не Джуна. Мои предчувствия — как у ковбоя в старом анекдоте: внутренний голос говорит, что надо работать, а разум советует меньше заниматься производством и больше — примитивной коммерцией типа «купи-продай». Ты же опять сбиваешь меня на производство. Да еще и черт-те где, в Африке. Как его контролировать? «Ближняя соломка лучше дальнего сенца». Не переезжать же туда жить? И вязаться с твоим «правлением» мне не хочется. Я считал, что моя позиция тебе ясна…

— Опять ты за старое. Успокойся, проехали. Давай о другом. Почему производство? Почему не торговля?

— Очевидно. Нам от них мало что нужно. Не бананами ведь торговать будем? Капиталисты у них природные ресурсы разрабатывают. На то и есть третий мир. Что у них можно купить? Только сырье. А сырье надо добывать. Следовательно, мы обсуждаем производство в Африке.

— А если предложить им что-то из советских товаров?

— Не смеши… Танзания — почти соцстрана, и ей все, что могли — дали, причем бесплатно. У них, вероятно, иждивенческие настроения. Папуасы…

— Ты не совсем прав. Там тоже масса изменений. У них происходит что-то похожее на нашу перестройку. Зарубежные инвестиции…

— Гриша, я не специалист по Африке, но как бы не получилось, что «битый небитого везет».

— Надо на чем-нибудь останавливаться. Если не хочешь выручать деньги — не надо. Я твою оборотку обещаю пополнить, а остальные деньги буду возвращать по мере возможности. Средства во Внешэкономбанке, естественно, передашь в мое распоряжение.

— Дай до завтра подумать? Утро вечера мудренее.

— Хорошо.

— Договорились… Ты что-то перестал ходить в баню. Мы же пока еще партнеры.

— Боюсь, что ты меня запаришь до смерти, — в несвойственной себе манере пошутил Григорий Михайлович и уже серьезно добавил: — Родик, надеюсь, ты понял больше, чем я тебе сказал. Африка очень перспективна. Я все равно займусь совместным с Танзанией предприятием, так надо.

— По-моему, ты пошел по второму кругу. Умный детина знает, что хлеб, что мякина. Обещаю сегодня весь вечер думать и советоваться. Завтра ровно в десять скажу, «да» или «нет». У меня уже от твоего табачного дыма голова кружится и в горле першит. Все… Привет… правлению.

Дома Родик уселся в любимое кресло, по привычке закинул ноги на подлокотник и в который уже раз начал анализировать свою деятельность: «Последний год пролетел как во сне. Скорее, не я руководил событиями, а события мной. Я жил той счастливой для себя жизнью, когда каждый день рождал новое и необычное. Это новое и необычное нужно было изучать, творчески осмыслять и, что самое главное, преодолевать. Такая работа мне нравилась всегда, но, как только она становилась рутинной, интерес пропадал. Последние месяцы были именно такими. Глобальных проблем, нового в производстве возникало мало, а утомительной текучки, всякого рода мелочей, требующих внимательного отношения, — много. Кроме того, все больше мучили сомнения о наличии у всех производств будущего. В моей голове засели слова Гриши о том, что в стране производство надолго лишается рынка сбыта. Если в них есть хоть доля истины, то это крах. Остановить производство сразу сложно. Начнется, да уже началась затоварка, появятся долги. Нечем будет платить зарплату. Возможно, поэтому интуиция подсказывает, что необходимо заняться импортными операциями и истратить на них все деньги. Однако получится ли импорт? Сейчас с пуховиками — явно сбой. А если не сбой? Может, не дано мне стать таким коммерсантом? Не мое или не для меня…»

Родик физически ощутил пустоту, образовавшуюся внутри. Он понял, что его гложет честолюбие, заставляющее устремляться в будущее и требующее новых свершений, которых нет и не будет в его сегодняшнем бытии, являющемся по сути уже вчерашним. Как ни старался Родик уверить себя в обратном, предложение Айзинского являлось тем, что искала его натура. Само слово «Африка» манило чем-то сказочным, навеянным еще детскими грезами, совершенно неизведанным, требующим его знаний и опыта, рождающим надежды.

Разум противился, выдавая все новые аргументы — начиная с невозможности контролировать производство на таком расстоянии и кончая опасениями по поводу расширения контактов с Григорием Михайловичем и его «правлением». Интуиция же, возбужденная разговором о неустойчивости, непредсказуемости экономики и политики, выкидывала идеи типа: «надо иметь «запасные аэродромы», «не класть все яйца в одну корзину», и тайно от разума натягивала авантюристические струны, возбуждая Родиково воображение.

В комнату вошла дочка и, не спрашивая разрешения, включила телевизор. Как по заказу, шел «Клуб кинопутешествий» и Сенкевич рассказывал об африканском сафари.

— Папчик, вот бы в Африку попасть, — ничего не подозревая, подлила Наташа масла в огонь.

— Вырастешь и съездишь. У тебя все впереди, — автоматически, не в состоянии задумываться о тривиальности сказанного, ответил Родик.

Наташа, то ли обидевшись, то ли поняв, что отец занят своими мыслями, замолчала, но не надолго.

— Папчик, а почему ты с нами по Волге на пароходе не плывешь? Нам без тебя будет скучно.

— Много работы, малыш, — отозвался Родик. — Я бы с удовольствием. Вы все волжские города посетите. Кижи, Соловецкий монастырь посмотрите. Очень интересно. Побольше запоминай, потом мне расскажешь.

— Ты вообще в отпуск теперь ходить не будешь?

— Не знаю, малыш. Пока не до того.

— Обещал меня в Таджикистан свозить. Сам был там недавно, а меня не взял.