Тиран духа - Присцилла Ройал

— Вот и мне она показалась упрямой! При дворе я наслушался историй, каково приходится больным, которые не выполняют ее рекомендаций, — его губы сложились в обычную невеселую улыбку, но в глазах Элинор не увидела насмешки. — Тоскует она по жизни в миру?

— Она довольна.

Элинор прикусила язык, чтобы не сказать лишнего. Прошлое сестры Анны было заботой ее духовника, а не отца настоятельницы. В большинстве же случаев и не самой настоятельницы тоже, потому что, какие бы тайны и печали ни хранила Анна в своей душе, монахиня на деле показала себя надежным другом и хорошим врачевателем. Подобно своему отцу Элинор высоко ценила преданность и умела уважать секреты в сердцах других людей, если интуиция не подсказывала ей, что внутри зреет нарыв и требуется срочное вмешательство, пока зараза не пошла дальше.

Элинор подняла глаза на отца. Пока она размышляла о прошлом сестры Анны, он молчал, изучающе глядя на нее.

— Вот и хорошо, — наконец проговорил он, — но есть и более важные вещи, чем прошлое твоей монахини. Мне, дочка, нужно кое-что с тобой обсудить.

Элинор вопросительно подняла брови.

— Надеюсь, я смогу быть вам полезной, милорд.

Ее страх вернулся, и она в который раз спрятала руки в рукава платья.

— Хороший ответ, — откликнулся он, и в глазах промелькнула искра веселья, прежде чем брови снова сдвинулись, придав лицу обычное суровое выражение, — со времени приезда сюда ты была так занята уходом за племянником, что у меня не было случая рассказать тебе о своих планах. Я устраиваю женитьбу твоего брата на дочери одного своего друга и прежнего боевого товарища.

— Ради самой лучшей невесты Хью не вернется из Святой Земли, отец. Надеюсь, этот счастливый союз может подождать.

— Я говорю о Роберте, а не о Хью. Своего старшего я пристрою, когда он вернется, если принц Эдуард раньше не решит женить его на одной из своих ближайших родственниц, — он хмыкнул. — Ты ведь понимаешь, что я шучу. Принц слишком хорошо знает, что и так может рассчитывать на нашу преданность. Поэтому он не станет тратить такую партию на Хью.

— Тогда, быть может, наш добрый король пожалует Хью руку одной из савойских родственниц своей жены, королевы? — предположила Элинор, пытаясь подстроиться под его шутливый тон. Несмотря на всю охоту, с которой ее отец занимался устройством выгодных браков для своих детей, сам он оставался непоколебим, когда подобные предложения его сеньора касались его самого. Немногие мужчины его возраста отказались бы от столь выгодного союза, который, помимо прочего, должен был согреть одинокую постель. Точно так же до нее никогда не доходили слухи ни о какой давнишней любовнице, спрятанной в деревне по соседству или среди слуг. Конечно, Элинор вряд ли стала бы пенять ему за это, но подобная верность их покойной матери не могла не тронуть ее.

Мимолетная улыбка Адама быстро угасла.

— Наш добрый король стареет, как и все мы, дитя мое, и он утратил интерес к родственницам своей жены. Сейчас все то время, что он проводит в бодрствовании, он посвящает мечтам об усыпальнице своему любимому святому Эдуарду Исповеднику.

Он понизил голос.

— Честно говоря, я бы предпочел, чтобы сын нашего короля не был сейчас на другом конце света, воюя с сарацинами. Лорду Эдуарду нужно быть здесь, чтобы облегчить отцу бремя власти и успокоить свой народ.

Король Генри III страдал сразу несколькими тяжелыми болезнями в силу возраста, и отец не может этого не знать, подумала Элинор. От своей тетки в Эймсбери, женщины с очень хорошими связями при дворе, она слыхала, что немощный монарх сейчас уже являет все признаки старческой дряхлости и так сильно болен, что лорду Эдуарду было послано письмо, в котором его умоляют немедленно вернуться. Многих при дворе беспокоило, что прочный мир в Англии так и не установился. Случись королю умереть и не окажись рядом наследника, который бы твердой рукой взял бразды правления, гражданская война могла вспыхнуть снова. Второго такого мятежа страна могла и не пережить. Раны от первого еще не затянулись и продолжали кровоточить.

— Вы сказали, что хлопочете о женитьбе для Роберта, милорд. Вы говорили ему об этом?

— Счастье моего сына, Элинор, мне небезразлично, — обиделся барон, — как ты должна хорошо помнить, я позволил тебе принять постриг, хотя и против моего желания.

Это была правда. В то же время мало нашлось бы людей, способных противостоять в споре его старшей сестре, Беатрисе, подумала она.

— Я помню, и я благодарна вам, милорд. Кто эта женщина и что она принесет в семью?

— Ты помнишь сэра Джеффри из Лейвенхэма?

Фамилия знакомая, но тот человек, которого она знала, был беден. Возможно, имелся в виду не он, а его старший брат? Она покачала головой.

— Да, ты можешь его и не знать. Когда ты последний раз видела его, тебе исполнилось всего пятнадцать. Мы были пажами, а потом вместе сражались с де Монфором при Льюисе и Ившеме.

— Я не знала, что у него есть земли, чтобы дать в приданое дочери.

— Верно, во времена, когда ты его знала, он был безземельный рыцарь. Но спустя несколько лет от лихорадки умер его старший брат, и он унаследовал все земли Лейвенхэма и титул. Не могу сказать ничего плохого о его старшем брате, но должен признать, умер он как раз вовремя, вскоре после того, как Джеффри пострадал в поединке… Разве я не писал тебе о несчастье, которое с ним случилось?

— Роберт писал мне, отец. Если я правильно помню, он потерял руку, и на самом деле я его хорошо знаю. У него двое сыновей и дочь. Джордж ровесник мне…

— …и стал бы тебе отличным мужем, если бы только ты послушалась меня…

— …а двое других были — и есть, надеюсь, — на несколько лет старше? Да, в тот год, который я провела в Вайнторпе, прежде чем постриглась в монахини, мы все много времени проводили вместе, — Элинор улыбнулась, — я помню эту молодую поросль, а еще милую жену сэра Джеффри. Он был так привязан…

— Мать его детей умерла. С тех пор он снова женился. На леди Исабель.

Он проговорил это с особенной горечью, но Элинор лишь взглянула на него, решив не обращать внимания.

— Единственная Исабель, которую я знала, была у него на попечении, она — добрая подруга его дочери Юлианы.

Лицо Адама залилось краской, он встал и подошел к огромному каменному очагу, глубоко врезавшемуся в стену позади высокого стола. Элинор подумала, что его хромота стала заметнее — наверное, от холода, и ей было больно смотреть, как он сдерживается, чтобы не морщиться от боли. Довольно долго он простоял, ничего не говоря, повернувшись к ней спиной и разогревая кочергу. Когда же потом сунул раскаленное докрасна железо в стоявший рядом кувшин с сидром, раздалось такое громкое шипение, словно камень, пущенный из стенобитной машины, чиркнул по стене замка, но почти тут же холодный воздух согрелся, наполнившись пряным ароматом специй. Элинор смотрела и ждала, когда он заговорит. Когда он протянул ей дымящийся кубок, она заметила, что его руки чуть заметно дрожат.