Моя краткая история. Автобиография - Стивен Хокинг

В Кембридже моя неуклюжесть прогрессировала. На Рождество, катаясь на коньках на озере в Сент-Олбансе, я упал и не смог подняться. Заметив мои проблемы, мама отвела меня к семейному доктору. Он направил меня к специалистам, и, отпраздновав свой двадцать первый день рождения, я лег в больницу на обследование. Я пролежал две недели, в течение которых меня тестировали вдоль и поперек. Доктора брали образцы мышечной ткани на руке, прилепляли на меня электроды, вводили контрастную жидкость в спинной мозг и при помощи рентгена следили, как она движется вверх и вниз, в зависимости от изменения угла наклона кровати. Но даже и после этого они не смогли поставить диагноз, сказали только, что это точно не рассеянный склероз и что у меня нетипичный случай. Однако из объяснений я понял, что болезнь, скорее всего, будет прогрессировать, они могли предложить только витамины, на которые сами не возлагали больших надежд. Тогда я не стал вдаваться в подробности, понимая, что не услышу ничего утешительного.

Осознание, что неизлечимая болезнь, скорее всего, убьет меня через несколько лет, потрясло меня. Как такое могло случиться со мной? Но когда я лежал в больнице, на кровати напротив меня лежал мальчик, который, по всей видимости, умирал от лейкемии. Это было ужасное зрелище. Тогда я понял, что есть люди, которые страдают гораздо сильнее меня – по крайней мере, меня не тошнило все время. Теперь всякий раз, когда я испытываю приступ жалости к себе, я вспоминаю того мальчика.

Не зная, что со мной произойдет впоследствии и как быстро будет развиваться моя болезнь, я пребывал в полной неопределенности. Доктора велели возвращаться в Кембридж и продолжать начатые исследования по космологии и теории относительности. Но работа продвигалась очень медленно, так как мне явно не хватало знаний по математике. К тому же было сложно сосредоточиться на работе, ибо меня преследовала мысль, что я могу умереть, так и не закончив диссертации. Я ощущал себя главным действующим лицом трагедии.

Я начал слушать Вагнера, но могу определенно сказать, что в журналах преувеличивают, говоря, что я начал сильно пить. Кто-то написал, кто-то подхватил, купившись на сенсацию, а в конечном итоге все решили, что раз эта информация так часто попадает в прессу, значит это правда.

Мои мечты в то время были весьма расплывчаты. Прежде чем мне поставили диагноз, жизнь казалась достаточно скучной. Не было в ней ничего, что казалось достойным усилий. Но выписавшись из больницы, я начал думать о том, что бы мне хотелось совершить. Неожиданно пришло понимание, что на свете так много всего, что стоило бы сделать, получи я отсрочку. В то время я часто думал и о том, чтобы пожертвовать своей жизнью ради спасения других. В конце концов, если мне суждено умереть, я могу принести пользу другим.

Но я не умер. К своему удивлению, хотя будущее не сулило мне ничего хорошего, я понял, что наслаждаюсь жизнью. К тому же моя помолвка с Джейн Уайлд, с которой я познакомился примерно в тоже время, когда мне поставили диагноз БАС (боковой амиотрофический склероз), полностью изменила мою жизнь. Она дала мне силы продолжать жить.

Чтобы мы могли пожениться, я должен был найти работу, чтобы получить работу, мне нужно было закончить диссертацию. Поэтому впервые в своей жизни я начал по-настоящему трудиться. К моему величайшему удивлению, мне это нравилось. Возможно, несправедливо называть это трудом. Кто-то сказал однажды, что ученым и проституткам платят за то, что они получают удовольствие.

Чтобы иметь средства к существованию во время учебы, я решил подать заявку на получение исследовательской стипендии в кембриджский Гонвилль и Кай-колледж. Так как развивающаяся болезнь лишила меня возможности писать или печатать, я надеялся, что, приехав в Кембридж, это сделает Джейн. Каково же было мое разочарование, когда я увидел на ее руке гипс, так как она сломала руку. Надо сказать, что теперь я жалею, что не отнесся к ней тогда с должным сочувствием. Сломана была левая рука, поэтому она смогла написать заявку под мою диктовку, и я отдал ее напечатать.

К заявке необходимо было указать имена двух людей, которые могли написать рекомендательные письма о моей научной работе. Мой руководитель предложил указать Германа Бонди в качестве одного из них. Бонди тогда был профессором математики Королевского колледжа Лондона и экспертом по общей теории относительности. Я встречался с ним пару раз, и он же представлял к публикации одну из моих статей в «Трудах Королевского общества». После лекции, которую он читал в Кембридже, я спросил, не сможет ли он дать мне рекомендацию. Рассеянно взглянув на меня, он ответил согласием. Очевидно, он забыл обо мне, так как, когда колледж обратился к нему за рекомендацией он ответил, что никогда обо мне не слышал. Сегодня, когда так много молодых людей обращаются за стипендиями, такой ответ одного из поручителей лишил бы всякого даже малейшего шанса на ее получение. Но тогда были другие времена. Из колледжа мне написали о странном ответе моего поручителя, и мой руководитель отправился к Бонди, чтобы освежить его память. После этого Бонди написал рекомендацию, наверное, даже намного лучшую, чем я этого заслуживал. Я получил стипендию и с тех пор являюсь членом колледжа Гонвилль и Кай.

Получение стипендии давало нам с Джейн возможность пожениться, что мы не замедлили сделать в июле 1965 года. Мы провели медовый месяц в Суффолке. Длился он всего лишь неделю, большего мы себе позволить не могли, после чего нас ждала летняя школа по общей теории относительности в Корнеллском университете.

Поездка оказалась ошибкой, так как нас поселили в общежитии, где жили семейные пары. Почти у всех были маленькие дети, которые вечно шумели, что внесло разлад в наши отношения. Во всем остальном летняя школа оказалась чрезвычайно полезной для меня, потому что там я встретился с ведущими учеными в интересовавшей меня области.

Когда мы поженились, Джейн заканчивала обучение в Уэстфилд-колледже в Лондоне. Ей приходились всю неделю ездить в Лондон, чтобы получить степень. Болезнь прогрессировала, вызывая нарастающую мышечную слабость, мне становилось все труднее ходить. Чтобы я мог обходиться без посторонней помощи, нам пришлось искать квартиру в центре. Я обратился за помощью в колледж, но получил отказ со ссылкой, что колледж не берет на себя обязательства перед сотрудниками в предоставлении жилья. Поэтому перед отъездом в летнюю школу мы встали в очередь на аренду квартиры в новом доме, который как раз строился возле рыночной площади, что было вполне удобно. (Много лет спустя я выяснил, что эти квартиры на самом деле принадлежали колледжу, но тогда мне этого никто не сказал.) Однако когда мы вернулись из Штатов, обнаружилось, что квартиры еще не достроены.

В качестве большого одолжения казначей колледжа предложил нам комнату в хостеле для аспирантов, сказав: «Обычно мы сдаем эту комнату за двенадцать шиллингов и шесть пенсов за ночь. Но вас двое, поэтому вы будете платить двадцать пять шиллингов». Нам ничего не оставалось, как согласиться на его условия. Но прожили мы там всего три дня и съехали, как только нашли небольшой домик в сотне метров от моего факультета. Он принадлежал другому колледжу. До нас его арендовал один из их сотрудников, но, к счастью, он переехал в пригород и на оставшиеся три месяца арендного договора сдал его нам.