Северные волки - Елена Гуйда

— Подойди ко мне, Бертрада

Девушка послушалась. Хотя бы потому, что полным именем бабушка её никогда не называла, считая, что покойная невестка, назвав дочь в честь святой, просто хотела позлить её. И нужно сказать — ей это удалось. Гессу перекашивало каждый раз, когда кто-то называл внучку именем святой, а сама называла исключительно Бертой.

Она села на край жёсткой кровати, из которой Гесса не вставала уже два месяца. А потому пахло рядом с ней так, как и должно. Болезнью и немытым телом. Хоть Берта и старалась избавиться от этих запахов, но…

— Ночью ко мне подходила ОНА, моя дорогая.

Эти слова прозвучали подобно грому. Непреложная истина, что смерть никогда не уходит одна, затрепыхалась у самого горла, оставляя на языке горечь страха и чувства, что её предали.

— И кого ты отдала взамен своей жалкой жизни? — спросила Берта, выплевывая слова, словно они были ядовиты и могли убить ее на месте. — Меня? Вальда? Или Грэту?

Берта старалась говорить спокойно, но злость и отчаянье то и дело срывали её голос.

— Успокойся и выслушай меня, — рявкнула Гесса так, как и в лучшие свои времена сделать не могла. — Мне нужен был этот проклятый день. Ворон вот-вот будет здесь. Ты слаба с тем богом, которого почитаешь и рано или поздно все равно придешь к древним богам. Тебе откроется совершенно другой мир, Берта. И тогда тебе станет тесно здесь. Ты день за днем будешь смотреть, как умирает древний мир. Тот, который некогда верховенствовал, а теперь едва выживает. И поверь — ты не сможешь смотреть на это спокойно.

Берта не могла понять, почему эти слова так задевали её именно сейчас. Почему сердце пускалось вскачь, едва старуха, речи которой она уже давно не воспринимала всерьез, заговорила о том, во что девушка и не верила толком.

— Тебе достался великий дар. Но твоя голова забита соломой и трухой. И я не смогла встряхнуть их за столько лет. Поклянись, что хоть попытаешься думать, а не слепо верить, Берта! Поклянись!

Поклясться девушке не составляло труда. Может потому, что она все ещё считала, что это всего лишь предсмертный бред. Она кивнула.

— Клянусь, бабушка!

Гесса улыбнулась, словно эта клятва имела для неё гораздо большее значение, чем могла понять её внучка.

— А теперь почему она ушла, — старуха откашлялась, словно слова стояли комом в её горле. — Я выменяла этот день на тебя. Молчи и слушай! — оборвала она возмущение внучки. — Хель великанша. Она сильна и все кто ушёл в её туманы стали частью её воинства. Она может приходить туда, где клубятся её туманы. Может даже отметить тех, за кем будет охотиться сама… Но! Запомни, Берта, Хель не правит этим миром. Она может приходить только за теми, кто подло отнимал жизнь. Не на поле боя, не в жертву богам, а в спину. Держи свои руки чистыми и ей никогда не добраться до тебя.

Бертрада не верила своим ушам. Она только открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, совершенно не понимая, как относиться к словам полоумной старухи-ведьмы.

— Вот и все, моя дорогая. Время вышло. Не показывай им своего страха и они будут тебя уважать.

Она резко рванулась, словно хотела коснуться шеи девушки, но лишь скользнула пальцами по воротнику. И в тот же миг с глухим хлопком лопнула кожаная веревка, на которой Берта носила материнский крестик. Он так и повис в сжатом кулаке ведьмы.

— Так надо! — сказала она, беря Берту за руку.

И только Берта хотела спросить, о чем речь, как дверь с грохотом открылась. Впустив в дом яркий утренний свет, что на миг ослепил обеих женщин.

Запахло паленым. С улицы слышались мужские голоса, женский плач и крик.

Берта бы обязательно запаниковала и попробовала сбежать. Правда, именно попробовала. Потому как что-то вселяло уверенность в то, что ни к чему это бы не привело. Её порог переступил самый страшный хищник, который когда-либо рождался на этой земле.

Ожила древняя сказка ведьмы Гессы. И разыгравшееся воображение даже уловило запах псины.

Северный волк.

Да что там, судя по той какофонии звуков, что наполнили деревню, целая стая. И скорее всего сейчас Берте придётся худо.

От этой мысли мир качнулся. И если бы она не сидела и не держала старуху за руку то, наверное, упала бы. Сухие тонкие пальцы сжали мозолистую ладонь Берты с неожиданной силой и в голове, словно наяву, громыхнули слова ведьмы Гессы: "Не показывай своего страха!"

Нет! Берта не перестала бояться того, что могло или, скорее должно было, произойти сейчас. Но и трястись и беспомощно скулить не собиралась.

Она с вызовом посмотрела на приближающуюся тень человека, очерченную светом, льющимся из дверного проёма.

И вот пальцы бабушки сомкнулись второй раз, едва Берта открыла рот, чтобы заговорить с пришлым. И тут же закрыла. Перевела непонимающий взгляд на Гессу.

— Кто ты? И с чем пришёл в мой дом? — спросила она на языке, который Берта всю жизнь считала лишь детской игрой. Тень застыла на месте.

Давно, когда Берта была маленькой и ещё любила слушать страшные сказки о северных волках, старуха научила её тайной речи, которую понимали только они двое. Порой девочке становилось смешно и даже казалось весьма дерзким, когда они за столом при маме и отце переговаривались на этом выдуманном Гессой языке. Мать злилась. Отец качал головой. А Берта чувствовала себя хранительницей страшной тайны.

И поначалу она даже подумала, что с Гессой снова плохо и выкручиваться из этого всего ей придется самой. Каково же было его удивление, когда он ответил на том же языке.

— Меня зовут Хальвдан по прозвищу Любимец Богов, — ответил он и Берте на миг показалось, что она слышала этот голос. Потому резко подалась вперед, чтобы рассмотреть пришлого, а он, словно нарочно, развернулся так, чтобы свет падал на его лицо.

И Берта закусила губу. Это без сомнения был он.

Она могла не узнать высокого воина с огромной секирой в руках. Могла не вспомнить его грубого, словно высеченного из камня лица. Но глаза…

Казалось, что эти глаза она запомнил на всю оставшуюся жизнь. Теперь она понимала, почему они напоминали ей хорошо промерзший лёд. Там в холодной Норэгр почти у всех глаза были если не льдом, то холодными водами фьордов.

Становилось ясно, почему странный паломник внушал ей безотчетную тревогу. И пусть на нем не было того плаща, а волосы его заплетены в замысловатую косу. Но стоило лишь раз встретится с ним глазами…

— Зачем ты пришёл в мой дом, славный воин? Как видишь, здесь нет ни добычи, ни славы…

— Мой жрец сказал иначе, — прервал её тот и сделал несколько шагов по направлению к женщинам.

И Берте вдруг стало понятно, почему их звали зверьми, а не людьми. Так мог двигаться только хищник, словно перетекая с одного места на другое. Хотя она назвала бы его скорее змеем…