Грешная любовь - Тереза Медейрос

Катриона гордо распрямилась:

— Через три месяца мне исполняется двадцать один год, и я вправе буду поехать, куда мне вздумается.

Это было произнесено с едва заметной шотландской певучестью в голосе. Девушка прекрасно понимала, что такой акцент вызовет у дядюшки более сильное недовольство, чем любые слова.

— Да, да, дядя Роскоммон, — продолжила Катриона, намеренно обращаясь по имени, которое никто в этой семье не рискнул бы произнести вслух. — Скоро я смогу строить свою судьбу сама и буду, готова, если понадобится, проделать весь путь в Северное нагорье пешком. Я найду Коннора и мой клан!

Слишком поздно Катриона поняла, что совершила ошибку, бросая такой открытый вызов. Скуластое лицо дяди Росса побагровело, и этот вид выдавал в нем шотландское происхождение даже сильнее, чем его раздраженный голос. Граф погрозил девушке толстым пальцем:

— У тебя это не пройдет, милашка. И вот почему. Я удвою твое приданое и выдам тебя за первого же мужчину, который войдет в эту дверь, прося твоей руки. А потом уже его заботой будет спать с тобой, и сделать тебе ребенка. Вот увидишь — времени не останется, чтобы бренчать гаммы на пианино и наклеивать на цветную бумагу красивые ракушки. Ты навсегда выбросишь из головы свои идиотские фантазии!

Катриона с ужасом поняла, что готова вот-вот разрыдаться.

— Я очень вам признательна за все ваше добро, дядя. И я догадываюсь, почему вы так спешите освободиться от лишнего груза ответственности в моем лице. Однако я не представляла, что вы можете относиться ко мне с таким презрением.

В эту минуту девушке сильнее всего хотелось расплакаться и вихрем умчаться из комнаты, как это сделала бы Элис. Но Катриона заставила себя спокойно повернуться и выйти из кабинета с гордо поднятой головой.

Как только закрылась дверь за племянницей, Росс Кинкейд тяжело опустился в кресло. После того как его младший брат пренебрег желаниями отца и сбежал в Шотландию, отец распорядился, чтобы собрали и сожгли все вещи, напоминавшие о блудном сыне. Однако Росс и без рисунков или портретов все это время не мог забыть брата. Именно Катриона, с непокорными светло-рыжими кудряшками, упрямо выставленным подбородком и дымчато-серыми глазами, была для него живым воплощением Дэйви.

Граф навсегда запомнил тот день, когда почтовая карета из Эдинбурга доставила ее к дверям Уайдакр-Парка — хрупкое запачканное создание с огромными серыми глазами и большой копной кудрявых волос, падающих налицо. Все, чем располагала прибывшая девочка, ограничивалось ее одеждой и истрепанным пледом, накинутым на плечи. Несмотря на голодный блеск в глазах и чумазые щеки, племянница выходила из кареты с таким достоинством, словно прибыла в Букингемский дворец на чаепитие к самому королю.

Граф невольно улыбнулся, вспоминая это зрелище. На самом деле он не испытывал к племяннице никакого презрения. Более того, он по-настоящему любил ее. Любил настолько, что был готов принудить Катриону к замужеству за нелюбимого жениха, если такая перемена сделает ее жизнь в Англии более безопасной. И главное, убережет ее от повторения роковых ошибок, которые совершил ее несчастный отец. Росс выудил из жилетного кармана небольшой золотой ключ, затем отпер нижний ящик стола. Предательски дрожащей рукой он вытащил оттуда пожелтевшую связку писем, перехваченную ветхой бечевкой. Каждое из писем, подписанных неровным мужским почерком, было адресовано мисс Катрионе Кинкейд. Граф повертел пачку в руках, с легким беспокойством проверяя, все ли восковые печати по-прежнему не нарушены, как и при получении писем.

Он не лгал племяннице, подумал Росс, стараясь не обращать внимания на чувство вины, жгучей кислой струей, всколыхнувшееся где-то в животе. Письма от брата Катрионы перестали приходить более трех лет назад. Скорее всего, парня уже нет в живых.

Граф Кинкейд засунул связку писем обратно в ящик, закрыл его и запер ключом. Секреты и все его печали вновь убраны подальше.

Когда Катриона покинула дядин кабинет, с трудом сдерживая слезы, она меньше всего ожидала увидеть маркиза Эддингема. Но именно этот человек стоял, небрежно прислонившись к противоположной стене.

Рука в белой перчатке выставила вперед трость с узорной резьбой.

— Забыл свою трость.

Насмешливый блеск в глазах не оставлял сомнений, что маркиз подслушал весь недавний разговор, включая угрозы дяди увеличить приданое Катрионы и выпихнуть ее замуж за первого встречного.

Катриона смахнула со щеки одинокую слезу, чувствуя, что перед этим мужчиной лучше не показывать признаков слабости.

— Надеюсь, вы не забыли, как пройти к выходу? Хотите, я позову кого-нибудь из лакеев, чтобы вас проводили? — многозначительно предложила она.

Эддингем выпрямился, его высокая фигура казалась угрожающей в полутемном коридоре.

— В этом нет необходимости. Однако не затруднит ли вас сообщить кое-что своему дяде? Дело в том, что я буду, занят несколько дней, но после моего возвращения в понедельник я очень хотел бы навестить вас. Просил бы также передать, что мне нужно с ним обсудить один вопрос. С глазу на глаз.

Катриона буквально застыла на месте, когда обтянутый перчаткой большой палец маркиза, осторожно прикоснулся к ее щеке. Это движение показалось ей не более ласковым, чем предупреждающий выброс языка кобры.

Эддингем придвинулся ближе. Тепло его дыхания неприятно обожгло девичье ухо.

— Может быть, еще не поздно спасти жизни дикарей, которых вы так смело, относите к своим родственникам, мисс Кинкейд. Погрузившись в уют и тепло брачного ложа с такой желанной и пылкой невестой, я просто не смогу найти времени, чтобы всерьез заниматься их истреблением.

Сделав такое заявление, маркиз удалился. Но еще долго энергичное постукивание тросточки по паркетному полу болезненно отдавалось в ушах Катрионы. Обессилев, она прислонилась к двери. Только непроизвольно вырвавшийся из легких тяжелый выдох заставил девушку очнуться, и она осознала, что на несколько долгих мгновений совсем перестала дышать. Неудивительно, что в таком состоянии Катриона испуганно вздрогнула, почувствовав возле своих ног что-то большое, теплое и пушистое.

Она посмотрела вниз и увидела Роберта Брюса, который с такой лаской бодал хозяйку в ноги своей огромной кошачьей головой, что вполне мог бы сбить ее с ног.

— Ах, так это ты, маленький мордастый разбойник! — воскликнула Катриона, наклонилась и подняла кота на руки. Впрочем, громкое мурлыканье и значительный вес животного напомнили хозяйке, что слово «маленький» уже не соответствует действительности.

— Где же ты пропадал, когда мне так был нужен отважный защитник?

Катриона заметила свое отражение, напротив, в овальном зеркале с позолоченной рамой. Прижимая подбородком внушительную голову Роберта Брюса, она с удовольствием согревала себя живым теплом и приятными воспоминаниями. Именно в такой позе Катриона держала своего любимца, когда стояла в дверях конюшни и провожала взглядом красивого молодого мужчину, который поскакал, прочь на битву со всем враждебным миром. В ее серых глазах уже не было заметно слез, и взгляд сверкал стальным отблеском скрещенных мечей.