Черри - Мишель Франсис

– Все в порядке? – спросила она с сомнением, переводя взгляд с Черри на Николаса.

– В полном, – быстро ответил тот.

– Держи, твой яблочный мартини.

Вернулась подруга и протянула Черри бокал. Николас поднял на нее глаза, и Черри пожалела о своем выборе – именно Николас впервые угостил ее этим коктейлем. Она быстро повернулась к ним спиной и, уже уходя, слышала, как блондинка вполголоса начала засыпать его вопросами о ней. Черри добралась до бара и, обернувшись, увидела, как они сидели в обнимку и Николас потихоньку уговаривал девушку допивать, чтобы они могли уйти, и ей очень захотелось не быть той, кого оставили позади. Черри залпом выпила коктейль, схватила подругу за руку и сообщила ей, что они уходят.

Внезапный разрыв отношений в конце лета закалил ее, и у нее стал зреть план, в гениальности которого она не сомневалась. План, который должен был кардинально изменить ее жизнь. Черри всегда была способной ученицей, даже чересчур, по меркам перегруженных работой учителей средней школы, которые могли только задать ей новые упражнения и отпустить на все четыре стороны. Когда она окончила школу на все пятерки, она не знала, чем хотела заниматься дальше. Она устала от безденежья, и ей претила мысль еще два года тянуть эту лямку и выслуживаться ради пятерок, чтобы заработать одни студенческие долги и диплом, который она не очень-то и хотела. Черри следила за ровесниками, которые поджигали улицы Кройдона во время бунтов, и презирала их за никчемную праведную агрессию, за неумение проанализировать ситуацию и предпринять что-то толковое по этому поводу. Ее поколение вступало в будущее, которое ничего не могло им предложить. Безработица среди британской молодежи была высока, как никогда. На их плечи ложилось новое долгосрочное финансовое бремя: вместо того, чтобы мечтать о покупке дома, они выплачивали государственный долг. Черри не устраивало будущее, которое предлагала ей страна, в первую очередь потому, что оно было обусловлено тупостью и жадностью политиков и банкиров. Глупость Черри не прощала никому. Не видя выхода, она укатила в Австралию по программе культурного обмена на жалкие гроши, скопленные за время работы в выходные дни, но быстро поняла, что только оттягивает неизбежное и, хуже того, чувствует себя нищей. Турпоходы были не для нее. Так что Черри вернулась домой и устроилась официанткой, пока не придумает, что делать дальше. Работа была отупляющая и порой доводила Черри до отчаяния, но тут в ее жизни появился Николас, и мир снова заиграл красками. Ей было хорошо с ним, она чувствовала себя особенной, чувствовала, что нашла себя. Ее мозг просыпался, когда они спорили о том, как можно исправить экономику в стране и избавиться от безработицы. Николас научил ее тому, какой может быть жизнь, когда у тебя есть деньги. Черри с высоко поднятой головой проводила время в дорогих ресторанах и на лету научилась разбираться в вине. А потом в один миг все кончилось. Она никогда не скрывала от него своего скромного происхождения, плохого школьного образования, семью из рабочего класса. Это было ее ошибкой. Только когда он дал ей от ворот поворот, Черри поняла, что из Кройдона ей не выбраться, оставаясь той, кто она есть. Нужно было самой погрузиться в тот мир, частью которого она надеялась стать. Николас мог катиться к черту. Она будет жить в Кенсингтоне. И на этот раз она никому не признается, откуда она вышла.

В школе единственными друзьями Черри, которые верой и правдой помогали ей добиться чего-то большего, были книги, а чаще всего – Интернет. Чего только там нельзя было узнать! Она читала с жадностью, перемещаясь по ссылкам, пока, сама того не замечая, не накопила увесистый багаж из почерпнутых знаний. В довесок она читала ежедневные статьи в «Гардиан» о внешней политике Великобритании, впитывая язык эрудированных журналистов и старательно вычищая всякие следы Кройдона из собственной речи. Когда Черри пришла на собеседование в агентство недвижимости «Хайсмит-энд-Браун», она была во всеоружии, и несколько преувеличений в резюме, продуманный фальшивый образ уроженки Челси вкупе с багажом знаний, на который она столько работала, принесли ей работу.

В этом агентстве она работала уже полгода, с точностью до дня. Черри помнила об этом, потому что видела в ежедневнике, как приближается эта дата, обведенная красным кружком как пункт назначения – или предупреждение. Единственные знаки внимания здесь ей оказывал мойщик окон.

– Как дела, красавица? – спросил он, когда она печатала на компьютере, внося правку в условия договора аренды, и она оцепенела и проверила, не обратил ли кто на его реплику внимания? Он продолжал поглядывать на нее, выписывая губкой широкие дуги по стеклу, а у Черри внутри все кипело от унижения. Почему он пристает именно к ней? Почему не к Эбигейл или к Эмили? Как будто ему стали видны все барьеры, сооруженные Черри вокруг себя, и он разглядел в ней такую же представительницу рабочего класса, как и он сам. У Черри душа уходила в пятки от мысли, что его интерес к ней разоблачит ее.

– Еще раз со мной заговоришь – и тебя уволят за домогательства, – процедила она и повернулась к нему спиной.

Все остальные мужчины были либо женатыми, либо геями, либо оказывались так зациклены на себе, что не замечали Черри в упор.

Но наконец удача улыбнулась ей, и теперь все это было позади. Когда музыканты разошлись на перерыв, Дэниел повернулся к Черри.

– Ну, что скажешь?

Внутри у нее все затрепетало от внезапно переполнившего ее счастья. Стоял дивный летний вечер, она проводила его с мужчиной на концерте классической музыки, и этот мужчина явно делал все, чтобы доставить ей удовольствие.

– Изумительно.

Черри огляделась вокруг и заметила, что обеспеченную публику сразу видно со стороны. Среди девушек было много блондинок со струящимися длинными локонами, и они то и дело встряхивали ими, зная, как соблазнительно волосы будут спадать обратно на плечи. Загорелые юноши были одеты в неброские, но дорогие рубашки навыпуск с сидящими низко на бедрах шортами. На первый взгляд эти люди были такими же, что и в районе, где остался дом ее матери (Черри никогда не называла Кройдон своим домом), но разница между ними заключалась в цене на их нижнее белье. Черри была безумно горда собой за то, что умеет держаться наравне с этими успешными людьми. Она ничем им не уступала, наверняка была умнее многих из них, и одно ее присутствие здесь доказывало, что она способна на многое. Вот чего можно достичь, если все продумать и приложить усилия. Впервые за долгое время Черри поверила, что у нее получается по-настоящему оторваться от своих корней.

– А сам ты на чем-нибудь играешь? – поинтересовалась она.

– Меня заставляли играть на пианино, пока мне не стукнуло пятнадцать.

– Заставляли?

– Не могу сказать, что я сильно страдал, – Дэниел посмотрел на нее и пришел к выводу, что хочет ей рассказать. – Дочка моей учительницы была на три года старше меня и любила позагорать в саду у всех на виду, а в моей «музыкальной» комнате были стеклянные двери.

Черри засмеялась и подумала: хорошо, что он может расслабиться и рассказывать ей такие истории. Они ее ничуть не смущали. Черри знала, что мужчины терпеть не могут капризных женщин, так что вспышки ревности она прибережет для поры, когда в них будет необходимость, чтобы показать ему, как он ей небезразличен. Такую карту стоило придержать.