Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

Или они так и не простили ее побег и гибель Князя-Медведя?

Но хотя бы он, Вещий! Тот, что жил здесь, в Киеве, и хорошо понимает все, что она делала. Он не может бросить ее, наследницу, спасшую его державу от распада.

Мало о чем Эльга так жалела, как о том, что ей не привелось ни разу в жизни встретиться с Вещим. Ей исполнилось всего семь лет, когда он умер, да и жила от него за тридевять земель. Только от людей и узнала, что у них одинаковые глаза – серо-зелено-голубые, смарагдовые. У Брани были такие же глаза, и это радовало Эльгу не меньше, чем сходство дочери с Утой. У Святослава – просто голубые, как у Ингвара. Святослав сам за себя постоит. Но уж ее дочь покойный волот не оставит заботой…

И как же ей хотелось, чтобы хоть один раз в жизни в такую вот ночь он вошел неслышно в избу – остановился у порога, выпрямился во весь свой немалый рост, взглянул на нее, свою наследницу… Только он один среди всех живых и мертвых и сможет понять, как живется ей – заброшенной так далеко от родных краев, запряженной в такой воз, какого ни предки ее князья, ни даже сам Князь-Медведь не сможет и представить…

Тишину разорвал громкий стук в дверь. Браня взвизгнула от неожиданности и прижалась к матери.

– Кто там? – окликнула Эльга.

– Мы ходили, мы ходили! – раздался снаружи молодой голос, пытавшийся казаться грозным, но больше веселый.

– Через горы на поля! – подхватил второй такой же.

– Мы искали, мы искали!

– Государыни двора!

– Это Святша! – шепнула Браня, узнавшая голоса братьев. – И Улебка с ним.

– Тише! – Эльга сделала ей знак молчать и направилась к двери, на ходу кивнув отрокам, чтобы несли жареных кур и пироги.

Начиналось гулянье… Миг встречи с Навью скользнул прочь и растаял во тьме.

* * *

До утра ряженные в шкуры и личины киевляне бродили по улицам, по горам и Подолу: пели славления, получали где пироги и свинину, где чарочку. Святослав с отроками колобродил всю ночь, и не раз между разными ватажками завязывались драки. До свету не смолкали вой, крик, обрывочное пение, возбужденный смех, звон бубнов, гуденье рожков.

Следующий день выдался непривычно тихим – народ отдыхал. На площадке святилища, прямо перед воротами Эльги, непрестанно пылал огонь, отмечая, что эти сумрачные дни – особенные. У прочих ворот лежали собранные со столов угощения дедам – для проходящих, и иные бедняки собирали себе в это утро припаса на неделю и больше.

Это был чуть ли не единственный день в году, когда княгиню никто не тревожил: ни просители, ни жалобщики, но бояре, ни даже родичи. Без шелков и драгоценных уборов, весь день она занималась с Браней, даже сама сварила ей кашу – редкое удовольствие побыть обычной матерью. Делать что-то подобное своими руками Эльге приходилось столь нечасто, что даже вспомнилась та давняя каша, которую они с Утой в лесу варили для Князя-Медведя…

Браня перевела взгляд с лица матери на длинную деревянную ложку в ее руке и будто угадала ее мысли.

– А… расскажи про медведя… – попросила неуверенно.

– Да ты ведь знаешь.

Их лесные повести Ута множество раз пересказывала детям – своим и всем, кто рядом притулился, так что о них знал весь Киев.

– Ну, это тетя Утушка… А я хочу, чтобы ты!

Эльга кивнула. Она любила дочь больше всего на свете и жаждала отдать ей всю себя – но даже причесать самой ее светлые волосики, заплести косичку, что любая мать делает всякое утро, ей удавалось редко. Всегда уже кто-то ждал ее в гриднице…

– Нам с Утой было тогда по семь лет… – начала она, вглядываясь в далекое прошлое. Впервые ей приходилось возвращаться к нему не в мыслях, а вслух, и от этого ее вдруг охватило волнение. – В тот год здесь, в Киеве, умер стрый Одд. А в наших краях такой обычай велся, что девочки знатных родов, как им косички заплетут, ходили в лес на «медвежьи каши»…

И, видя на лице дочери любопытство и тайный ужас, подумала: ни на какие «медвежьи каши» она свою Браню ни за что бы не отпустила!

Но уже назавтра к полудню в дверь стукнули, Скрябка впустила отрока по имени Зимец.

– Волынян двое к Острогляду пошли, – поклонившись, вполголоса доложил он.

Эльга кивнула. Чего-то подобного она и ждала. У боярина Острогляда, мужа своей сестры, остановился Олег Предславич.

– Кто еще там есть?

– Алданова боярыня с утра раньше них пришла. С чадами. И хозяева все дома.

– Потом скажешь, долго ли пробудут.

Эльга отпустила Зимца и взялась за прялку. Сидя дома, зимой она пряла. Не столько ради обычая: ничто другое так не проясняет мысли. Простая однообразная работа позволяла сосредоточиться, мысль бежала вслед за нитью, и быстро успокаивалось всякое смятение чувств.

Впрочем, пока волноваться было нечего. Волыняне всего лишь хотят, пользуясь случаем, познакомиться со своим соседом – родичем киевских князей. Олегова старшая дочь Предслава, как почти всякий день, пошла к тетке провести время с отцом и взяла с собой детей – его внуков. Младшие будут карабкаться на колени чадолюбивому дедушке, да Ростислава дома, да из ее семейства кто-нибудь зайдет – будет полна изба народу, и ни о чем важном волыняне, даже и при желании, поговорить с Олегом не смогут. Но сложно будет помешать им сноситься после, уже не в Киеве, не на глазах у русов.

Однако кое-что предпринять можно и нужно прямо сейчас. Мягко напомнить племяннику, от кого и на каких условиях он получил власть над Деревлянью. Но спешить некуда. Ни волыняне, ни Олег с Ярославой не уедут раньше, чем закончатся празднества и погаснут священные огни, а значит, впереди еще дней десять.

* * *

Эльга завела об этом речь еще через день, когда к ней зашли поутру Святослав и его двоюродный брат Улеб, старший сын Уты.

– Ну что, матушка, утомилась? – Святослав подошел и поцеловал ее, хотя из них двоих выглядел куда более утомленным.

Улеб только улыбнулся и поклонился тетке-княгине. Эльга улыбнулась ему, скрывая смятение. Неужели никто не видит? Оба брата были одинакового среднего роста, оба плечистые и крепкие. Светловолосый Святша лицом походил на мать, а нравом удался в нетерпеливого, упрямого и отважного отца. Улеб русые с рыжиной волосы унаследовал от своей матери, Уты, зато лицо… Лоб, глаза, улыбка… Почти так же выглядел Ингвар в тот день, когда Эльга впервые его увидела, только шрама на брови не хватает. Тогда он был примерно в этих же годах. Почему никто не замечает? Неужели за пять лет образ покойного князя так побледнел в людской памяти?

Или они видят, но молчат?

– На какой день волынян позовем? – спросила Эльга у сына. – Ты готов?

Святослав скривился. На войне он все понимал, но терпеть не мог той хлопотни, что начиналась потом. Волыняне приехали заключать ряд. Теперь предстоял не один день утомительных переговоров: в какой срок и по какому пути новый властитель будет объезжать свои владения, какие и где вдоль этого пути к следующей зиме должны быть поставлены становища, какие и в каком количестве в них должны быть завезены съестные припасы, сколько людей он приведет с собой. А еще размер самой дани и порядок ее сбора! Будет ли князь объезжать селения, осматривать урожай и скотину, считать дымы, дабы знать, откуда сколько надлежит брать, или это сделает сама волынская знать, а ему в становища представят уже собранное? Этот последний способ был проще и удобнее, но для этого нужно доверие иметь…