В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Андрей Окулов

Еще один случай рассказал мне свидетель — человек из той деревни, где все и произошло, в начале шестидесятых.

Хрущев тогда кукурузой увлекся, ему все равно, что она в русской средней полосе не вызревает — сейте, и все туг! Кукуруза в полях гниет, под рожь и пшеницу посевных площадей не хватает, а зерно государству все равно сдавать надо. Забирали все вплоть до семенного.

Одному колхознику все это здорово надоело. Откопал он на огороде винтовку, пришел к председателю колхоза и спросил: «Какой калибр?» Тот отвечает, хотя и побледнел: «Семь шестьдесят два!» — «Правильно. Так вот, если снова все зерно сдашь, а мужикам не оставишь, первая нуля — твоя. Я пока в лесу буду, если наказ не выполнишь — навещу».

И ушел в лес. Делать там особенно нечего, мужик в соседний колхоз пошел, тот же номер повторил с тамошним председателем. Короче — обошел все колхозы района.

Через некоторое время в области всполошились — район поставок не сдаст. Председатели боятся, что если раздадут зерно колхозникам — попадут под суд, а сдадут государству — придет мужик с винтовкой.

Прислали спецгруппу КГБ, чтобы поймать партизана. Но лес — большой, а мужик — один. Долго ловили, пока дознались, к какой бабе в какой деревне он под вечер иногда наведывается. Там и схватили. Что дальше с ним было — история умалчивает.

Сам Евгеньич провел в спецпсихбольницах почти девять лет. Из них год — в одиночке. Занимался диссидентским движением, создавал независимый профсоюз. Пытался отстроить независимую печатную базу — изобретал множительную технику. Однажды создал портативное печатное устройство с валиком из презерватива. КГБ на обыске забрал. Ему говорят: «Делай снова!» Он отказывается: «Эту систему копировать уже неинтересно. Нужно новую придумать!»

Евгеньич никогда ничего до конца не доделывал.

Еще он любил учить всех соблюдению конспирации: как прятать литературу, как уходить от слежки, как вести себя на допросах. Но сам он эту конспирацию нарушал при каждом удобном случае.

Евгеньича, Альку, Левку и еще одного их товарища в КГБ называли «Ленинградская банда» и очень опасались.

Почему? Они были непредсказуемы.

Диссиденты — люди честные и смелые. Напишет такой человек протест, потом еще один и попадет в лагерь. Другой напишет протест в его защиту и тоже попадет в лагерь. Потом первый выйдет из лагеря и будет писать протест в защиту второго. Здесь КГБ все попятно.

С «Ленинградской бандой» неприятностей гораздо больше.

Во время одного из многочисленных арестов в кармане у Евгеньича обнаружили горсть шариков от подшипников.

— Зачем это вам? — удивился милиционер.

— Знаете, — говорит Евгеньич, — я увлекаюсь йогой. Эти шарики очень помогают для концентрации внимания. Берешь его и смотришь, смотришь…

— Как же, как же, — хмыкнул гебист, стоявший за спиной, — вы поищите получше — у него должна быть рогатка!

Евгеньич считал, что рогатка — самое страшное оружие, не подпадающее ни под одну статью Уголовного кодекса. Стальной шарик, выпущенный из рогатки умелой рукой, пробивает фанерную дверь.

Однажды ночью выруливает «Ленинградская банда» на машине на Лубянскую площадь и открывает из рогаток беглый огонь по окнам здания КГБ. Говорят, окна там бронированные, вреда большого быть не может, но ощущение — приятное.

Решил Евгеньич с компанией денег подзаработать и подрядился в подмосковном колхозе строить не то сарай, не то барак. В Москве за диссидентами слежку организовать — два пальца замочить. А как в деревне, где все друг друга знают? Скоро дознались друзья, что через два дома от них поселился еще один москвич, никому в деревне не знакомый. С людьми общается неохотно, чем занимается — тоже непонятно.

Тогда Евгеньич с Левкой отправились в лес и срубили там дерево с развилкой. Притащили во двор своего дома и вкопали в землю. Раздобыли резиновый шланг, укрепили, и получилась у них самая большая в мире рогатка. Когда стемнело, направили они рогатку на дом подозреваемого, вложили кирпич, натянули вдвоем и выпалили.

Смертоносный снаряд пролетел сто метров и с грохотом пробил крышу дома гебиста. Потерпевший выскочил из дома в расстроенных чувствах и начал искать виновников повреждения крыши в ближайшей канаве — кто мог представить себе, что кирпич пролетел столь длинную дистанцию?

Через полчаса незнакомец успокоился и снова отправился спать. Евгеньич с Левкой нашли второй кирпич и повторили эксперимент. Бедного гебиста чуть не довели до нервного припадка.

«Ленинградская банда» играла с серыми не по правилам.

* * *

Лето кончалось. Ловить черных карасей на торфяных прудах надоело. Прочел все книги в доме и уже собирался отправиться в Питер, как вдруг обнаружил за шкафом старую книжку без обложки — «История Мексики».

Читать все равно больше нечего. Через двадцать страниц я понял, что окончательно запутался. Какой президент какого сверг? Для подсчета государственных переворотов потребуется калькулятор. Воюет один «освободитель» против другого, видит — деньги кончаются. Тогда он продает кусок страны Соединенным Штатам и на вырученную сумму воюет дальше.

Меня заинтриговал такой эпизод. Группа заговорщиков решает избавиться от мексиканского правительства, чтобы самой стать таковым. Снайпер-злоумышленник убивает одного из министров. Весь кабинет собирается на похороны, не ведая, что соседние со свежей могилой склепы плотно набиты динамитом. В результате небольшого кладбищенского фейерверка у Мексики — новое правительство!

Я вспомнил мужиков-террористов из рассказов Евгеньича. Почему все это кончилось ничем? В 1969-м в Москве, у Боровицких ворот, лейтенант Ильин стрелял в Брежнева — ошибся и выскочил не на ту машину. В народе тогда шутка ходила: «Пуля попала Брежневу в лоб и рикошетом ранила шофера».

Потому что здесь — не Мексика. Ухлопают диктатора в Латинской Америке — ему на смену придет другой, с либеральными намерениями — от страха. Или революция случится. Или… иностранная интервенция. Много вариантов.

Но если даже все Политбюро во время ноябрьского парада прихлопнет рухнувшей Кремлевской стеной — ничего не изменится! Номенклатура автоматически выдавит из себя новое Политбюро с одинаковыми лицами, дикцией и двойными подбородками. Заодно проведет «усиление дисциплины», под шумок пересажает всех неблагонадежных.

Когда диктатор — сильная личность, его смерть может многое изменить. А если диктаторов выпускают конвейерным способом, хотя и с небольшими недоделками?

* * *

С чем можно сравнить номенклатуру? Наверное — с мафией. Тоже круговая порука, неразборчивость в средствах, свои внутренние законы, строгая иерархия.

Но мафия обычно чем-нибудь торгует: наркотиками, оружием. Номенклатура только потребляет и производит себе подобных. У мафии есть мозг — «Крестный отец», у номенклатуры — только Центр.

Скорее всего, она похожа на примитивное животное, обладающее большим количеством нервных окончаний и сильно развитым инстинктом самосохранения. Он ей мозг и заменяет.