Буря в полдень - Антанас Томасович Венцлова

к литовской литературе. Однажды писатели старшего поколения, большинство из которых даже не были оппозиционерами, упросили главу кабинета министров Юозаса Тубялиса{35} принять их и выслушать их пожелания. А пожелания эти были более чем скромные. Писатели хотели, чтобы власти поддержали хоть один литературный журнал, немного расширили сеть библиотек, чтобы тиражи книг увеличились и не только издатели получали пользу от писательского труда, но и авторы поощрялись кое-каким гонораром. Фаустас Кирша{36} излагал требования писателей, а Тубялис нервно курил сигарету за сигаретой. Когда Кирша кончил, он спросил:

— Так-то это так, но вы мне скажите, написал ли кто-нибудь из литовских писателей «Фауста»?

Все были ошеломлены таким неожиданным вопросом. Уставились друг на друга, раздумывая, что ответить премьеру. А что тут ответишь, если действительно ни один «Фауста» не написал… И Тубялис, махнув рукой и оставив все еще не опомнившихся писателей одних, вышел из кабинета…

Вряд ли следует здесь говорить о материальном положении наших литераторов в то время. Было оно весьма затруднительным. Только несколько писателей, или, точнее говоря, писак, примазавшихся к официальной газете и другой печати таутининков, жили более или менее сносно. Приличнее других были обеспечены писатели старшего поколения, профессора университета — Креве, Сруога{37}, Путинас{38}. Кое-кто из самых талантливых и, конечно, продуктивных писателей, как, например, Пятрас Цвирка, пытались прожить одной литературой, но часто оказывались без цента в кармане; полиция описывала за долги стол, стулья и этажерку с книгами (другой мебели у них, как правило, не было). Время от времени их выручали премии издательств. Но таких писателей было всего лишь несколько. Другие одаренные авторы, скажем Казис Бинкис{39}, свой талант нередко разменивали на легковесные фельетоны, куплеты, различные газетные поделки. У многих были службишки, обычно мелкие, где-нибудь в канцелярии нотариуса или налоговой инспекции, в департаменте министерства. Отсидев шесть часов, вечером, ночью или в воскресенье они пытались излить на бумагу то, что скопилось в душе. Конечно, их творчество тоже частенько бывало случайным, незавершенным. Подобным было и положение писателей-учителей. Немало литераторов работало в газетах. Здесь они очень редко могли напечатать что-нибудь серьезное, продуманное, выношенное. От них требовали сенсационных описаний, дешевых репортажей, плоских рассуждений на темы политики и мещанской жизни. Писателей в Литве было немало, несколько десятков, но их продукция в основном оставалась скудной и не лучшего качества. Мало кто мог позволить себе путешествовать по миру, мало кто знал иностранные языки, мало кто получил серьезное образование.

Падение буржуазии и рождение нового строя без колебаний встретили те писатели, которые уже и раньше находились в резкой оппозиции, имели кое-какие связи с Советским Союзом и его культурой, — Пятрас Цвирка, Саломея Нерис, Витаутас Монтвила{40}, Людас Гира, Йонас Шимкус{41}, Костас Корсакас, Теофилис Тильвитис{42}, Юозас Балтушис{43}, Юлюс Бутенас{44}. Советскую Литву своими произведениями приветствовали или сделали заявление в печати Винцас Миколайтис-Путинас, Балис Сруога, Казис Бинкис, Антанас Мишкинис{45}, Витаутас Сириос Гира{46}. Со своими произведениями в советской печати начали выступать и Юозас Грушас{47}, Юозас Паукштялис{48}, Аугустинас Грицюс, София Чюрлёнене{49}, Ева Симонайтите{50}, Петронеле Оринтайте{51}, молодой поэт Казис Брадунас{52}. Всюду печатался Людас Довиденас{53}, ранее довольно близкий к таутининкам. Писатели правого лагеря во главе с Бернардасом Бразджёнисом{54} держались в стороне, хотя даже сам Бразджёнис в первый советский год успел издать книгу для детей. (Один писатель бывшего правого лагеря, сейчас живущий в Литве, рассказывал мне, что весной 1941 года Бразджёнис показывал ему несколько своих «советских» стихов, спрашивая совета, давать ли их в печать. Этот писатель не взялся решать такой вопрос и предложил ему посоветоваться с Цвиркой. Но Бразджёнис, по-видимому, постеснялся показать свои новые стихи Цвирке — своему давнишнему идейному врагу. Вскоре началась война, и читатели некоторое время спустя увидели в печати антисоветскую брань Бразджёниса. Моему собеседнику тогда показалось, что некоторые из этих стихов были те же самые, наспех переработанные из «советских» в антисоветские. Такова, как говорится, мораль…)

Ни одного писателя, какие бы позиции он до той поры ни занимал, мы не оттолкнули. Печать охотно принимала произведения каждого, но, разумеется, отдавала предпочтение такому материалу, который критиковал прошлое и утверждал новое. Это совершенно понятно в период исторических сдвигов. Теперь за каждую литературную или журналистскую работу авторы получали гонорар. Это первое. А второе — с первых же дней новое правительство вместе с председателем Организационного комитета Союза писателей Пятрасом Цвиркой начало подыскивать подходящее помещение для писателей. И эти поиски завершились успешно.

В центре Каунаса, неподалеку от Военного музея, возвышалось прекрасное здание, принадлежавшее банкиру Вайлокайтису. Прихватив драгоценности и семью, он примерно в одно время со Сметоной{55} удрал в Германию, а дом остался — с прекрасными просторными комнатами, обитыми шелком стенами, мраморными ванными, отличным, хотя и не очень большим, залом, замечательными кухнями. В доме было несколько квартир, устроенных со всеми возможными тогда в Каунасе удобствами и роскошью. Все это теперь перешло в ведение писателей. В дом на постоянное жительство от тестя, профессора Меркелиса Рачкаускаса{56}, в Верхней Фреде, перебрался Цвирка. Здесь получили квартиры тяжело больной Бинкис, Йонас Марцинкявичюс{57}, который вечно ютился в лачугах Вилиямполе, хотя и был одним из самых продуктивных писателей, Корсакас, Симонайтите. Поскольку, как я уже упоминал, в доме был и зал, здесь решили основать так называемый Клуб писателей и работников искусств. Его открыли в сентябре 1940 года. Зал был украшен портретами Горького, Маяковского, Жемайте, Янониса, картинами наших художников — Склерюса{58}, Гальдикаса{59}, Казокаса{60}, Рачкаускайте{61} и других. В торжественном открытии клуба участвовали многие виднейшие представители литературы, искусства, театра — Нерис, Чюрлёнене, Грушас, художники Пятрас Калпокас{62}, Адомас Гальдикас, Стяпас Жукас{63}, певцы Кипрас Петраускас{64}, Винце Йонушкайте{65}, Антанас Кучингис{66} и многие другие.

Этот дом стал главным центром деятельности писателей и различных работников искусств. Кстати, примерно в это время было основано и первое советское Государственное издательство (его директором был назначен Костас Корсакас, а заместителями — директор бывшего «Спаудос Фондаса» Балис Жигялис{67} и директор «Сакаласа» Антанас Кнюкшта{68}). Когда, улучив свободную минуту, я заходил в этот дом, каждый раз я встречал здесь друзей. Одни советовались об издании журнала, другие спорили о каких-то рукописях, беседовали с художниками об иллюстрациях новых книг. Как когда-то в кафе Конрадаса, так и теперь здесь днем и вечером можно было застать любого, кто был тебе нужен.