Чародеи - Маргарет Неве

Однажды я видела картину не известного автора – над спящейцарицей склонился темный ангел хранитель. По его лицу бежали слезы, знак того,что он обречен. Обречен  находиться вечность рядом с любимой, но никогда к нейне прикасаться. На губах царицы застыла легкая усмешка, как будто она былабеззаботным дитем, не понимающим суть трагедии ангела.

Возможно, это был прототип моей истории. Не исключено, чтохудожник был один из немногих людей, которые знали о нас правду. В мире тожеесть исключения – некоторые люди знают, что не все белые и не все служат Богу.Есть и темные, есть обреченные на скитания в облике людей.

Красота и внутреннее обаяние, которое распространяется налюбого человека – это проклятье, а не дар. Мы очень сильны, с такой силой можносправиться почти с любыми испытаниями, но мы редко показываем ее. Потому что язнаю свое место. Каждый раз мне указывают на него, своим отличием от людей иэто отличие дьявольское.  Я создана рушить - в этом моя защита.

Сейчас я сидела  на диване возле спящего Дэна, и машинальногладила по каштановым волосам. На дворе была глубокая ночь. Многие из «нашей»компании разошлись по домам или спать. Самые стойкие остались на кухне курить,пить пиво и обсуждать бессмысленные темы.

Саше Соколовой не повезло. Ей пришлось выслушивать «бред»пьяного Витька. Кажется, он признавался ей в любви.  Ему было важно признатьсяв любви. Он нуждался в ней, как я нуждалась в Дэне.

 Например, мне было  важно знать, что моя роль (хоть ипоследняя), была сыграна правильно. Я  мечтала, чтобы он проснулся, а я  была другой,ни тем, кем являюсь сейчас. Мне очень захотелось стать человеком. Бытьчеловеком это прекрасно, открывается столько возможностей и неважно, красив тыили не очень. Главное внутренняя красота.  Жизнь - та искра, которой сейчас нехватало мне.

- Виттория, расскажи о себе? – Оказывается, он не спал.

 Странно, я даже не заметила, что молодой человек долгое времярассматривал меня. Возможно, он расценил это как то, что я ухаживаю за ним.Пусть думает так дальше.  Главное, чтобы он не понял суть.

- Зачем тебе Дэн? – Пожимаю плечами я.

- Мне интересно. – Он двигается ближе, готовый слушать.

Я не знала, что рассказывать ему.

 Прежнюю жизнь я не помнила, а рассказывать ложь мне нехотелось:

- Дэн, может не нужно? От королевы колледжа, все ждутчего-то сверхъестественного. Все хотят видеть в ней образец подражания, а этодалеко не так. Поэтому я не завожу друзей, чтобы потом никому не было больно.

- Ты очень странная.

- Почему?

- Сейчас ты сказала, что у тебя нет друзей?

- Ну, да.

- А как же Саша и я?

- Саша и ты – это другое.

- Я не понимаю тебя Виттория. Правда, не понимаю. С однойстороны, ты красивая, обаятельная даже нежная. Ты всегда соблюдаешь лицо. Тебеподражают, тебе завидуют. Все девчонки в колледже копируют твою манеру –одеваться, говорить, поступать. – Дэн замолчал.

- А что с другой стороны?

- Тебе не понравиться, что я скажу.

- Ну, говори, раз начал.

- Хорошо, только не обижайся? Ладно?

- Ладно, - согласилась я.

- Ты другая, понимаешь, как будто кто-то другой движеттвоими поступками. Например, в первый день нашего знакомства. Когда ты подожглакуртку того парня.

- И что?

- У тебя очень красивые глаза, Виттория.

- Причем здесь мои глаза, Дэн?

- Не перебивай меня.

- Хорошо.

- Так вот, у тебя красивые глаза – черные, глубокие, соткрытым взглядом. Но иногда они становятся черными, как у демона. Когда,кто-то тебя обижает или делает вещи, которые тебе не нравятся. В них даже нетзрачка. Они черные, как будто в этот момент ты готова убить обидчика. От этоговзгляда у меня мурашки по коже.

Я слушала затаив дыхание. Дэн, оказывается, был не такпрост.

- Иногда мне кажется, что прежде, чем сказать или улыбнуться,или засмеяться, или даже заплакать – ты обдумываешь. Словно, в тебе есть кнопкавключить эмоцию. Ну, как на ноуте. – Дэн тихо засмеялся, - Иногда тынапоминаешь мне, еще одного человека.

- Кого?

- Одну девушку. Она тоже старалась спрятать свои чувства.Она делала непредсказуемые вещи. У нее, например, тоже была привычка вот такскладывать руки, - он кивнул, на мои скрещенные пальцы. Я быстро убрала руки заспину.

- Почему ты говоришь, что она «была»?

- Она умерла, Виттория.

- О….

- Она погибла.

- Ч-что?! – Голос сорвался сам. Я не хотела этого.

- Проехали. Не слушай меня, сегодня я выпил много, - и Дэнотвернулся к стенке, давая понять, что хочет спать.

После его длинной речи, в моей голове  воцарился хаос.

 Жизнь в этот день оказалась в помойной луже. В этой лужесидел он – Дэн.  Не оттого, что он шел, утопая белыми кроссовками в грязи.  Неоттого, что какой-то козел облил его светлую куртку, своей грязной машиной. Неоттого, что он был мокрым до нитки и озяб до костей.

 «Помойная лужа» была в одном вопросе  – зачем она такпоступила?

 Его девушка, которую он обожал и любил. Она самая класснаядевушка в школе, предала его. Она предала, а он почувствовал, что его пальцы  всмоле. Он остановился и стал разглядывать свои руки – они были чистыми. Скореевсего, у него было тоже чувство, когда он зашел в обшарканный туалет. При  этоймысли Дэн поморщился. Ему не хотелось вспоминать, что произошло.  Он  гордился,что поступил как мужчина – сдержался и не ударил эту шлюху.

- Дэн! – Денис оглянулся, это была Нина.

- Привет. – Голос охрип, - ты чего, хмурая?

- Да ничего, зонт не могу открыть, - пожаловалась девушка.

- Мне бы твои проблемы, - протянул Дэн.

 Она сразу заметила, что что-то не то. У неё был дарчувствовать его настроение. Иногда ему казалось, что Нина когда-нибудь егоприворожит. Его даже посещала мысль - может она маленькая ведьма? Хотя, сейчасДэну было не до вопросов о ведьмах.  Он  хотел напиться. Выпить пол-литра водкис горла  залпом, закурить сигаретой, желательно покрепче.

- Денис? –

- Что? – Мрачно спросил Дэн.

- Давай напьемся? – Нина, которая  не пьет, такое сказала.

- Водкой. – Отрезал Дэн.

- Водкой так водкой, - пожала плечами она.

Через час они сидели на лавочке и не замечали того, чтомагазинные огурцы смешались не только с рассолом, но и дождевой водой, что водкупили из горла. От горячего напитка было жарко. Нину два раза рвало. Дэн курил.Рядом стоял аккордеон.