Первая мировая война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

Наступило утро, взошло яркое солнце и ослепило людей. Утренний ветерок погнал по воздуху тополиный пух. Пахло клейкой молодой листвой. Кирилл навел бинокль левее, туда, где в низине за болотом был сосредоточен гусарский полк. Мириады пушинок словно пронизывали воздушное пространство округи. Он почти не видел людей, ибо они были скрыты свежей зеленью кустарника и рельефом местности. Лишь изредка его близорукие, вооруженные оптикой глаза выхватывали среди зарослей то кавалерийскую фуражку, то лошадиную голову, то серую шинель. Пытаясь рассмотреть людей, он понимал, что там сейчас среди большой массы кавалеристов находятся уже знакомые ему люди, с которыми он успел подружиться или почувствовать себя своим. Где-то среди них был корнет Леша Пазухин, поручик Валентин Николаевич Новиков, старший унтер Калиник. И все они сейчас должны были тронуть коней и ринуться туда, где их встретит и будет косить, рвать, кромсать ливень свинца и стальных осколков.

«Потом же, если они останутся целы, то прорвут линию вражеской обороны и…» — думал с трепетом Кирилл.

Близ места расположения полка протрещал телефонный аппарат. Штабной адъютант поднял трубку, представился. А в трубке злой голос хрипло проорал:

— Почему полк до сих пор не оставил позиций?! …вашу мать! Погоны снять с вас, сукиных детей? Вперед! Атаковать немедленно!

Адъютант махнул рукой командиру полка.

— По-олк! Слу-ушай меня! — гаркнул во всю силу своих легких полковник Серебреников.

Прокашлялся, сплюнул.

Шальная шрапнель разорвалась метрах в ста от расположения полка. С воем разлетелись осколки.

— Гусары! Послужим Господу Богу, царю и Отечеству! Шашки наа-голо! Коней наметом! — вновь выкрикнул полковник, выпрастывая дорогой клинок-гурду, травленый по голоменям и тускло высвечивающий сталью.

Звон и посвист кованого точеного металла, выходящего на свет Божий, чтобы калечить и убивать.

— За мной, лавой марш! Марш! Марш! — грозно и зычно призвал полковник, ловко хлопнув плетью и ожарив холеного жеребца.

Конь рванулся с места в карьер. Гусары, все как один, тронули и пустили коней.

Через три минуты Кирилл увидел в бинокль, как сотни всадников влетели на холм, с которого вся эта лава покатилась на правый фланг австрийских позиций, протянутых по гребню холмов от высоты 91,6.

Гром русских орудий смолк, но грозно зарокотали австрийские пулеметы: «Трр-та-та! Трр-та-та!».

До батареи донеслось далекое, перекрывающее пулеметный лай русское «Ур-раа-а!».

Ржание коней. Затем вспышки орудийных залпов, сверкнувших со стороны деревни Костюхновка. Разрывы снарядов накрыли склон высоты 91,6. Кавалерийскую лаву заволокло дымом, пылью и гарью.

— Вот она, голубушка! Их батарея! Молодец, Космин, точно на карте указал! — прокричал унтеру на ухо капитан.

— Всем орудийным расчетам! Слушай мой приказ! Заряжай гранатой! Наводи левее деревни! По батарее противника! Наводчикам прицел 25! — командовал Горст, всматриваясь в полевую карту.

Затем подождал минуту, пока его приказ не будет выполнен.

— Беглым огнем! Пли! — скомандовал и сглотнул, сдавливая воздух в горле.

Земля под ногами вздрогнула. Орудия откатились. Высоту, на которой располагалась батарея, заволокло дымом и пороховыми газами. Уши заложило. Космин сглотнул несколько раз. Залпы орудий следовали один за другим и превратились в сплошной гул и грохот.

— Жарим почти прямой наводкой! Скорострельные 107-миллиметровые неплохо бьют! Жаль, снарядов мало! — с чувством сожаления прокричал унтеру прапорщик Власьев, всматриваясь туда, где располагалась австрийская батарея.

— Похоже, накрыли мы их батарею, господа! — громко оповестил Горст минут через десять, почти не отрывая глаз от бинокля.

— Да и они наших гусар потрепали, — произнес Космин, пытаясь рассмотреть в оптику гусарский полк, утонувший в дыму и пыли.

— Коли наши гусары на их пулеметы не напоролись, то теперь, батенька, ищите ветра в поле. Теперь гусарская сабля по их тылам гуляет, — наставнически и с удовольствием произнес прапорщик.

Прошло еще минут пять…

— Наво-одчики! Слушай! Наводи по позициям противника у высоты 91,6, — прокричал Горст. — Гранатой, по окопам и пулеметным гнездам! Прицельно! Пли!

Орудия вновь изрыгнули огонь, дрогнула земля под ногами. Потянул теплый восточный ветер, снося пыль и гарь. Космин, посмотрев в бинокль, увидел, что полк понес немалые потери, ибо подходы к австрийским позициям на высоте были покрыты десятками павших людей и коней. Видно было, что отдельные австрийцы еще держались в окопах, отстреливаясь из винтовок. Рокотал и один из их пулеметов на дальней высоте. Но гусарский полк уже прошелся по вражеским позициям, опрокинул и погнал противника на запад. Далее все, что творилось на склоне, вновь заволокло пылью и дымом.

Орудийные раскаты и лай пулеметов еще долго и грозно грохотали и будоражили округу. Дальние шальные пули и осколки визжали и секли воздух. Но люди из орудийных расчетов 1-й конно-артиллерийской батареи, казалось, и не замечали их. По батарее явно вело огонь какое-то уцелевшее австрийское орудие с позиций у деревни. Снаряды ложились по склону близ батареи. Верно, орудийный расчет и кто-то из австрийских офицеров остался жив, не отступил и хоть как-то пытался исправить положение.

«Иш-шш, иш-шш!» — пели в воздухе осколки.

«Сш-шу, сш-шу!» — визжали пули.

Нервы у Космина были на пределе. Он боялся смерти, но не подавал виду, держа себя в руках. Под левой коленкой трясло, кисти рук слегка дрожали, под ложечкой ныло и сосало. При мысли, что сейчас его может изуродовать или лишить жизни исковерканный кусок нелепо летящего с бешеной скоростью металла, Кирилла лихорадило. Более всего он боялся, что его может ударить в голову.

«Каково же там гусарам в атаке, под ливнем пуль и осколков?» — спрашивал себя молодой человек.

Превозмогая эти мысли и чувства, унтер наблюдал за ходом боя в бинокль, помогал Горсту читать карту и корректировать огонь орудий.

Вскоре на батарею прискакал гусар-вестовой и сообщил, что австрийцы выбиты из всех окрестных деревень, оставили свои позиции и откатились на 5–6 верст к западу. Орудийный огонь стал более редким. Трещал телефонный аппарат, подъезжали вестовые от начальства. Капитан Горст выслушивал новые приказы, велел развернуть орудия западнее и бить навесным огнем почти на предельной дальности. В пороховом дыму, чаду и пыли, плывших перед взором, разъедавших слизистую глаз, носа, забивавших рот и легкие, время шло быстро, часы сменяли один другой. Космин уже с утра потерял счет времени. Лишь когда солнце покатилось на запад, унтер понял, что скоро свечереет. Медленно стихал и бой. Австрийское орудие замолчало.

«Вероятно, снаряды у них кончились», — подумал унтер.

Деревня и позиции австрийцев, которые они обстреливали утром, еще курились дымом. Батарея уже давно перенесла огонь куда-то далеко северо-западнее и била по отступавшим частям противника.