Красота на земле - Шарль Фердинанд Рамю

Сверху был отлично виден дом Ружа. Если глядеть на восток, он оказывался прямо под вами. Было похоже, что его крыша цвета асфальта лежит прямо на земле. Казалось, что, если прыгнуть вниз, непременно угодишь в одну из лодок, словно нарочно привязанных именно в этом месте. Нельзя было не заметить и самого Ружа, прохаживающегося по песчаному берегу. В это утро его было видно ну лучше некуда: они с Декостером как раз возвратились с рыбалки.

Руж стоял с ним перед домом; он был низкорослым и толстым, а Декостер худым и повыше ростом.

Было видно, как из трубки Ружа вьется бледный дымок.

Итак, было начало июня; вершина скалы, лес, еще полный гомона птиц на гнездах, пряный запах зеленеющего ковра на земле. Его влажный и свежий дух не заглушали даже россыпи старых ракушек; внизу, словно недавно луженная, водная гладь отливала сухим металлическим блеском.

Двое мужчин казались плоскими темными пятнами на фоне сереющей гальки (если вы стояли внизу, она казалась розовой, голубой, фиолетовой, белой). Руж снова покачал головой в кепке, а из леса, словно пушечный выстрел, внезапно раздался птичий крик, от которого задрожали стекла. Шум доносился из леса, а над водой царила тишина, и только невысокие волны с серебристым подбоем время от времени набегали на берег, напоследок показывая свои когти.

Скрестив руки, Руж посмотрел на свое жилище, на деревянный сарай, за которым шла постройка из камня, где были всего одна комната и кухня. Наконец он говорит:

— Ну, так скажи, Декостер, что ты об этом думаешь? — И сам же отвечает: — Да уж, чего тут хорошего…

Он показывает на доски сарая, которые когда-то были тщательно пригнаны и покрашены масляной краской, а теперь растрескались и разболтались по милости солнца, жары, холодов — хорошей и плохой погоды. Руж смотрит на следы одолевшей их болезни, из-за которой краска сходит чешуйками, на кривую дверь с погнутыми петлями, на пошедшую трещинами кирпичную стену. Самое странное, что в это время он кажется совершенно удовлетворенным; Руж говорит:

— Как противно… — А в глазах его светится радость. — Что уж там, Декостер, стареем… — Руж потягивает трубочку. — Да, снизу подступает… Раньше об этом-то и не думали… — Он говорит в прошедшем времени (интересно, почему это?). — А как по-твоему, Декостер?

Декостер отвечает кивком головы. Он молчит. Делает знак, что согласен. Впрочем, он не ожидал, что патрон будет вот так глядеть на ветхую кладку и полуживой сарай. И уж совсем ему странно, что Руж говорит:

— Послушай-ка, Декостер, погляди, где там метр…

Пока Декостер ищет метр, Руж спичкой выковыривает пепел из трубки и постукивает ею по ладони, потом прячет в карман. Он берет метр и раскладывает его.

— Ну-ка, посмотрим. Тут всех дел на минуту. — Он подходит к стене, продолжая: — Ты понимаешь, ему тридцать лет, но подновить-то его можно… Четыре метра шестьдесят, четыре метра шестьдесят на… три… Так… — Помолчав, продолжает: — Три и три с половиной — это шесть, шесть с половиной. Принеси-ка бумагу и карандаш. Там, на столе… Какую-нибудь рекламу… — кричит он вслед Декостеру.

Руж облокачивается на подоконник и принимается чертить на бумаге:

— Гляди, сарай, моя комната, кухня… Это подновить… А что нам мешает пристроить еще одну комнату с другой стороны кухни! Чего-чего, а места у нас хватает. Она могла бы пригодиться для… — Он рисует план на бумаге. — Три с половиной метра на три вполне хватит. Всего-то и нужно пробить еще дверь на кухне. Что ты на это скажешь?

— Ну да, конечно.

— Ты ведь быстро вспомнишь свое ремесло?

На своем веку Декостеру пришлось побывать виноградарем, работником в поле, каменщиком и землекопом.

— Вспомнишь, а как же… Да и я помогу.

— Ну, конечно, — отвечает Декостер.

— И ведь что хорошо: все материалы на месте, придется только заехать к Перрену за досками… Ты ведь сладишь с кистью и мастерком?

Где-то там, наверху, по-прежнему гомонят птицы.

— Рыбу на время оставим в покое, никуда не денется, а ремесло сменить даже полезно… Послушай, я, пожалуй, схожу к карьеру… Рыбу свези на вокзал… Я буду обратно к полудню.

Он продолжал говорить, подняв голову и вглядываясь в вышину, откуда неслось пение птиц. Ему казалось, что кромка неба там то поднимается, то опускается, словно крышка на кипящей кастрюле. Руж услышал скрипнувшую за спиной дверь сарая и барабанную дробь, отбиваемую по гальке тележкой Декостера. В душе его был мир, и потому, засунув бумажку с рисунком в карман, он шел не спеша. Вот он вошел в камыши. Сначала над ними виднелись его плечи и голова, потом плечи скрылись. Теперь была видна лишь фуражка, но и она пропала из виду, утонув в серебристом плюмаже. Руж подошел к лодкам. Справа были высокие скалы на том берегу, а на этом — поросший ольхой покатый склон, по которому змеилась тропинка для инспектора рыбоохраны (которой с тем же успехом пользовались любители ловли форели с лицензией и без таковой). Руж не прибавлял шагу, может быть, оттого, что погода стояла прекрасная. Не пошел он и самой короткой дорогой (да и какая нужда была ему идти в это утро к карьеру). Да, дело было в погоде, ибо Руж казался счастливым. Ему было славно идти, глядя на пчел, белых и желтых бабочек, высокие стебли дягиля, проходить под черными листьями ольшаника, смыкавшимися над ним в сумрачный полог с голубыми просветами. Поднимаясь понемногу в гору, тропинка временами терялась в зарослях, но вдали уже различалось ворчание Бурдонет, похожее на звук идущего по мосту поезда. Берег, вдоль которого двигался Руж, тоже становился все круче; вскоре появился небольшой перекат, где вода, сдавленная берегами, прыгала с уступа на уступ тучей сверкающих камешков; внезапно открылся вид на просторную песчаную равнину, увенчанную каменным мостом с множеством арок, по которому двигались поезда. Кое-где виднелись островки чахлой травы, а слева — карьер. Дикое, заброшенное место без признаков жилья, если не считать маленького домика на левом берегу, наполовину вросшего в землю. Он принадлежал некому Боломе, охотнику и рыбаку, жившему в полном одиночестве.

По виадуку проследовал поезд. Он совсем не дымил.

В наши времена они выдумали электрические локомотивы, которые вовсе и не похожи на локомотивы, а напоминают простые вагоны, с единственной разницей в том, что из крыши у них торчит дуга и ставят их впереди всех остальных.

Поезд, взметая воздушные вихри, двигался по виадуку; Руж взглянул на него и сказал себе: «Все-таки они чертовски быстрые, эти электрические поезда, здорово едут, ничего не скажешь…»

Поезд пробежал по путям в едином неудержимом порыве, вот разом сверкнули все окна — и нет его, только шум затихает вдали. «Все-таки это прогресс, — подумал Руж. — А сколько угля экономят…»

Он пыхнул трубкой и поглядел левее; там несколько мужчин орудовали лопатами у сеток, потом они подняли их, и лезвия блеснули над головами в лучах солнца.

Вагонетки следовали от карьера к зданию с красной крышей. Между ним и Ружем лежал карьер с плоскими террасами, одни из которых были освещены солнцем, а другие нет, так что он казался мощенным желтой и голубой плиткой.