Печальные тропики - Клод Леви-Стросс

Незапланированные путешествия часто преподносят такие сюрпризы. Мои первые недели на земле США, проведенные именно в Пуэрто-Рико, заставляют меня отныне снова и снова находить Америку в Испании. Вот так же, много лет спустя, посещение моего первого английского университета, расположенного в неоготических строениях Дакки, в Восточной Бенгалии, заставило меня увидеть Оксфорд, которому удалось обуздать грязь и заросли Индии.

Инспектор ФБР прибыл через три недели после моей высадки в Сан-Хуан. Я бегу на таможню, открываю чемодан… Торжественный момент! Любезный молодой человек приближается, вытягивает первую попавшуюся карточку, его взгляд становится все более суровым, он свирепо поворачивается ко мне: «Это по-немецки!» Действительно, это классический труд фон ден Штейнена, моего блистательного и далекого предшественника в Центральном Мату-Гросу, «Среди первобытных народов Центральной Бразилии», изданный в Берлине в 1894 году. Вполне удовлетворившись таким объяснением, мой долгожданный эксперт потерял всякий интерес к делу. Хорошо, о’кей, я принят на американскую землю, я свободен.

Пора сделать паузу. Каждое из этих небольших приключений влечет за собой воспоминания о других. Некоторые, как, например, последнее, связаны с войной, другие, описанные выше, относятся к более раннему времени. Я мог бы добавить и более поздние, относящиеся к азиатским путешествиям последних лет. Что касается моего славного инспектора ФБР, он не был бы сегодня так легко удовлетворен. Атмосфера повсюду сгущается.

Едва уловимые запахи, дуновения, как предвестники сильных волнений – какое-то ничтожное происшествие дает мне это понять и остается в моей памяти предзнаменованием. Отказавшись от продления контракта с университетом Сан-Паулу, чтобы посвятить себя долгой работе во внутренних районах страны, я опередил моих коллег на несколько недель и сел на корабль, идущий обратно в Бразилию. Впервые за четыре года я был единственным преподавателем университета на борту. И впервые было так много пассажиров: не считая иностранных представителей деловых кругов, корабль был забит членами военной делегации, направляющейся в Парагвай. Привычное путешествие стало неузнаваемым, так же как и атмосфера судна, некогда такая безмятежная. Офицеры и их жены путали трансатлантическое путешествие с колониальной экспедицией и службой, словно готовились со своей малочисленной армией, по крайней мере морально, к оккупации завоеванной страны. Палуба была превращена в учебный плац. Роль туземцев досталась гражданским пассажирам, которые не знали, куда деться от такой наглости и шума. Даже команда не скрывала недовольства. Совершенно иначе вели себя руководитель миссии и его жена – люди скромные и с деликатными манерами. Однажды они заговорили со мной в укромном месте, где я пытался избежать шума, осведомились о моих прошлых работах, о цели моих исследований и намеками дали мне понять, что бессильны изменить обстановку и фактически являются лишь сторонними наблюдателями. Контраст был настолько очевиден, что наводил на мысль о некой тайне. Три или четыре года спустя я вспомнил этот случай, встретив в прессе имя этого офицера, чье личное положение было и в самом деле парадоксальным.

Не тогда ли я впервые понял, что меня многому научили обескураживающие обстоятельства, в которые я попадал во время своих поездок? Путешествия, волшебные ларцы с несбыточными мечтами, вы больше не отдадите своих нетронутых сокровищ. Бурное нашествие цивилизации навеки разрушает тишину морей. Благоухание тропиков и человеческая неискушенность испорчены вторжением затхлости, которая умаляет наши желания и искажает нашу память.

Сегодня, когда полинезийские острова залиты бетоном и превращены в непотопляемые авианосцы посреди Южных морей, когда Азия приняла облик грязного захолустья, когда трущобы разъедают Африку, когда коммерческая и военная авиация отравляют девственный американский или меланезийский лес, прежде чем окончательно его уничтожить, сможем ли мы в путешествии обнаружить исторические корни нашего нынешнего существования? Великая цивилизация Востока подарила нам множество чудес, ничтожными копиями которых мы пользуемся. Словно самое знаменитое ее творение – это громада архитектурных сооружений непостижимой сложности. Порядок и гармония Запада требуют устранения бесчисленных жалких подражаний, которыми сегодня заражена земля. То, что вы, путешествия, в первую очередь нам показываете, – это наш мусор, брошенный в лицо человечеству.

Я понимаю воодушевление и безумные заблуждения рассказов о странствиях. Они приносят иллюзии о том, чего больше не существует и что должно было бы существовать, чтобы не дать нам осознать, что на карту поставлены двадцать тысяч лет истории. Ничего не поделаешь, цивилизация больше не тот хрупкий цветок, который лелеяли, заботливо взращивая на облагороженных почвах, оберегая от близкого соседства с другими культурами, более грубыми и живучими, но которые могли разнообразить посевы. Человечество осваивается в монокультуре; оно готово плодить цивилизацию как свеклу. Его повседневная пища будет состоять только из одного этого блюда.

В былые времена рисковали жизнью в Индиях или Америках, ради добычи благ, которые сегодня стали для нас привычными: древесина брэз, подарившая название Бразилии, красная краска или перец, завоевавший такую популярность при дворе Генриха IV, где каждый имел при себе бонбоньерку с этим «лакомством». Эти визуальные или обонятельные потрясения – жаркая радость для глаз, пикантное жжение для языка – добавляли ярких красок в тусклую палитру чувств цивилизации. Стоит ли говорить, что современные Марко Поло поставляют из тех же земель, на этот раз в виде фотографий, книг и рассказов, духовные «пряности», в которых нуждается общество, погибающее от скуки?

Однако современные «духовные специи», хотим мы это замечать или нет, – всего лишь подделки. Честный рассказчик не в силах больше соблюсти достоверность повествования. Он вынужден, порой неосознанно, искажать реальные события, тщательно отбирать воспоминания, чтобы заставить нас слушать себя. В этих рассказах можно встретить карикатуры на якобы дикие племена, сохранившие до настоящего времени свои нравы и обычаи, уместившиеся в несколько небольших глав. Еще во времена студенчества целые недели уходили у меня на изучение трудов, посвященных исследованию действительно диких племен, которые десятилетия спустя после первого контакта с белыми людьми гонения и эпидемии превратили в горстку несчастных, потерявших корни. Одну из таких жалких групп сумел открыть и досконально изучить за двое суток юный путешественник. Тщательно замаскированы детали, которые указали бы на существование поста миссионеров, в течение двадцати лет постоянно общающихся с коренными жителями, или маленькой судоходной линии для поездок в глубь страны, но опытный взгляд ловит мелкие несоответствия, например, когда в кадр попадают ржавые ведра в месте, где это «нетронутое цивилизацией» племя занимается стряпней.

Суетность целей, наивное легковерие, которое их одобряет и даже порождает, признание наконец, которое является следствием стольких бесполезных усилий (если они не наносят значительного вреда, который старательно пытаются скрыть), все это задействует мощные психологические силы, больше у актеров нежели у их зрителей, и способствует продолжению и расширению исследований местных нравов. Этнография вынуждена улавливать настроения общества и использовать их в своих интересах.