Крымская война - Евгения Кайдалова

Итак, 5 октября на город обрушился огонь артиллерии. Вот как описывает обстрелы один из участников событий, севастополец Г. Славони: «В час пополудни подвинулся к укреплениям и неприятельский флот и открыл по ним страшную пальбу. Закипел бой ужасный: застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало море; вообразите только, что из тысячи орудий с неприятельских кораблей, пароходов и с сухопутных батарей, а в то же время и с наших батарей разразился адский огонь. Неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами; бомбы, каленые ядра, картечи, брандскугели и конгревовы ракеты [7]сыпались градом; треск и взрывы были повсеместны; все это сливалось в страшный и дикий гул; нельзя было различить выстрелов, было слышно одно только дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся. И я видел это неимоверно жестокое сражение; ничего подобного в жизнь свою я и не думал видеть, ни о чем подобном не слыхал и едва ли когда-нибудь читывал. И этот свирепый бой не умолкал ни на минуту, продолжался ровно 12 часов и прекратился тогда лишь, когда совершенно смерклось. Мужество наших артиллеристов было невыразимо. Они, видимо, не дорожили жизнью» [там же].

Едва ли дорожил жизнью и отважный руководитель обороны Севастополя адмирал Корнилов. Возможно, адмирал предчувствовал свою судьбу: перед тем как отправиться под ожесточенный вражеский огонь, он велел передать старшему сыну свои золотые часы. Объезжая по очереди все укрепленные высоты, по которым велась стрельба, Корнилов в разгар боя оказался на Малаховом кургане.

Подняв боевой дух солдат своим появлением, оценив обстановку и распорядившись обо всем необходимом, Корнилов уже собирался уезжать, как вдруг несколько ядер перелетело через его голову, а одно ударило в нижнюю часть живота и в верхнюю часть ноги, раздробив ее. «Скажите всем, как приятно умирать, когда совесть спокойна», – произнес смертельно раненный адмирал. За несколько мгновений до смерти Корнилов успел узнать, что огонь английской батареи, обстреливавшей Малахов курган, подавлен. Его последними словами стали: «Ура, ура!»

Новый руководитель обороны, адмирал Нахимов не скрывал слез, прощаясь со своим отважным предшественником.

В тот день бомбардировка закончилась безрезультатно, а утром на следующий день союзники с удивлением обнаружили, что за ночь русские ликвидировали все разрушения. День за днем продолжался мощный артобстрел, но защитникам города каждый раз удавалось восстанавливать разрушения. Русские артиллеристы отказывались покидать для отдыха свои орудия – и это на четвертом бастионе, куда офицеров распределяли по жребию, настолько высока была вероятность найти там смерть.

«Сила их гарнизона удивительна», – отдала должное противнику английская газета «Таймс».

Тем временем командующий русской армией Меншиков, находясь за пределами Севастополя, решил наконец вступить в противоборство с англо-французскими силами. Этот эпизод Крымской войны войдет в историю как Балаклавское сражение.

На окружавших Балаклаву небольших возвышенностях союзники устроили заградительные укрепления. Охраняли эти редуты турки, которых англичане и французы считали наименее боеспособной частью своей армии. Никто не ожидал, что русские будут атаковать, но ранним утром 13 октября 1854 г. на охраняемые турками редуты посыпались ядра русских пушек, затем в бой ринулась кавалерия, а за ней пошла пехота.

Те защитники редутов, что не были уничтожены сразу, успели бежать, оставив русским трофеи в виде некоторого числа пушек.

После этого русская кавалерия устремилась к английскому лагерю, разделившись на две части. Удар одной из них принял на себя 93-й шотландский пехотный полк. Поскольку кавалерия двигалась широким фронтом, командир полка Колин Кэмпбелл построил солдат не в четыре шеренги, как обычно, а в две, что позволило им широко растянуться на местности. На расстоянии красные мундиры шотландских горцев казались тонкой красной линией.

Удивительно, но пехоте удалось остановить кавалерию. Русские казаки пытались атаковать еще несколько раз, но шотландцы стойко выдерживали их натиск. В итоге русские вынуждены были отступить.

С тех пор в английский язык вошло выражение «тонкая красная линия» (The Thin Red Line), означающее грань, после которой нельзя гарантировать безопасность.

Атака второй части русской конницы тоже была отражена. Русские войска начали отступать, забирая с захваченных ими редутов пушки. Наблюдавшее за этим командование союзников негодовало: им не хотелось оставлять столько трофеев. Лорд Реглан подозвал к себе бригадира Эйри, продиктовал ему несколько строк и велел передать их командиру кавалерии лорду Лекэну. Эйри подозвал капитана Нолэна и передал бумагу ему. Вот что значилось в приказе:

«Лорд Реглан желает, чтобы кавалерия быстро пошла во фронтовую атаку и попыталась воспрепятствовать неприятелю увезти прочь орудия. Отряд конной артиллерии может сопровождать. Французская кавалерия у вас находится с левой стороны. Немедленно» [3].

Печальная ирония судьбы состояла в том, что с того места, где находился Реглан, действия русских войск, увозящих пушки, были хорошо видны, но изгиб ландшафта не позволял Лекэну, командующему кавалерией, видеть ту же картину. Поэтому он растерянно спросил капитана Нолэна, передавшего приказ (но не присутствовавшего при его записи!), о каких орудиях идет речь. Нолэн, как утверждается, сделал широкий жест рукой, указывая не на те трофейные орудия, что увозили с редутов, а на те, что изначально находились в распоряжении русской армии, а их было около 50.

Почему Нолэн указал не на те орудия, которые имел в виду Реглан, историки никогда не узнают – капитан стал первой жертвой той ошибочно предпринятой атаки. Скорее всего, он и сам не понял, о каких пушках идет речь. Лекэн же, взглянув на те орудия, которые легкой кавалерии якобы предстояло задержать, счел приказ полнейшим безумием. Ведь русские войска стояли углубленной «подковой». Один конец ее был около взятых утром редутов, второй – у подножия Федюхиных гор. Английская кавалерия, углубившись между двумя концами «подковы», неминуемо окажется меж двух огней и погибнет под перекрестным обстрелом русских батарей. Однако возражать Лекэн не имел права – он обязан был выполнять приказ.

Лекэн подъехал к лорду Кардигану, командиру бригады Легкой кавалерии (Кардиган, кстати, приходился ему близким родственником, и отношения у них были очень плохие), и передал ему приказ Реглана. Кардиган, как и его начальник, сейчас же понял, что его посылают на смерть, и сказал об этом Лекэну. Лекэн лишь пожал плечами и ответил: «Тут нет выбора – дóлжно только повиноваться» [там же]. И Кардиган повел свою бригаду в атаку.