Амурский вальс - Комбат Найтов

Прошел целый век, но значительных перемен не наступало. Даже появление Русско-Американской Компании (РАК) практически не повлияло на положение в Забайкалье. На пользу это пошло всего двум-трем городам: Аяну, Охотску да Петропавловску-на-Камчатке. Сибирь оставалась местом ссылки. Даже назначение сюда на высокие государственные должности считалось наказанием. Цифра «1812» – она не связана напрямую с Отечественной войной, хотя до ее начала оставалось около месяца. Она была связана с финансами, так как начиная с 1805 года Россия непрерывно находилась в состоянии войны с Наполеоном Бонапартом в составе трех коалиций. 28 мая 1812 года сенат России разрешил заниматься золотодобычей под смешные десять процентов от добычи, выпустив указ под длиннейшим названием: «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды с платежом в казну подати». Так как в названии было написано «всем», а в теле документа это дело разрешили лишь «некоторым сословиям», то возникла пауза. Все новое у нас имеет свойство преодолевать определенное недоверие со стороны «исполнителей». «Победителю Наполеона» после 14-го года стало несколько недосуг заниматься такой мелочью, и разъяснения пришлось давать его брату Николаю, после того, как человек, «проведший всю жизнь в дороге», умер в Таганроге, кстати, не оставив наследника. Ведь фактически этот указ ликвидировал одну из старейших монополий в государстве. До этого добыча драгоценных металлов находилась под строжайшим контролем Берг-коллегии. А если прибавить сюда целый ряд законов, принятых двумя братьями-императорами, касающихся прав крепостных, то в Европейской части России начали появляться «свободные рабочие руки». Эти новшества не «спасли» саму Россию, которая за балами да маскарадами XVIII века «забыла» произвести техническую революцию и свалилась с первого места в мире по выплавке чугуна куда-то в самый конец среди европейских стран, но в Сибири начался «бум». За счет этого указа с 1824 года как на дрожжах начали расти города. В том же Красноярске золото добывали в черте города. Двести лет ходили по нему, ибо царь-батюшка не велел наклоняться! Но вслед за золотом сюда переместилась и преступность, до этого неведомая, и мощнейшее расслоение по доходам. Всплыли сотни «миллионеров-на-час», и как ни странно, этот указ и его результаты оказали воздействие на весь мир! «Снежная цепь гор Калифорнии в её минералогическом строении совершенно сходна с горными породами Сибири», – писал английский геолог Р. Мерчисон (Murchison). В 1848 году было найдено золото в Калифорнии. Началась знаменитая «Калифорнийская золотая лихорадка». Сибирь они тоже не забыли, и англичане были активными участниками «золотой лихорадки» в России. Их геологов приглашали за огромные деньги найти русское золото, организовать прииски, закупалось оборудование для них. Но в основном на первых порах все делалось вручную, а затем начинался кутеж! Десятипроцентная ставка тоже долго не продержалась, начала стремительно ползти вверх, до 35 %, а в некоторых местах и того больше. Во многом за счет рабочих приисков произошел и рост рабочего движения в России. Именно золотодобытчиков расстреляли на Лене. К середине века геологи сказали, что «легкое золото» заканчивается, но есть «неосвоенные территории». Как вы понимаете, это Даурия, Амурская область и Уссурийский край. В 1856 году на месте Усть-Зейского острога закладывается одноименный военный пост, состоящий уже из казаков-забайкальцев, армейских артиллерийских команд, имеющих опыт Среднеазиатских походов. Крымская война еще идет! Через два года в городе Айгун, который маньчжуры перенесли с Селенги на Амур, кстати, на правый берег, не нарушив существовавшие договоры, Рафаилом Александровичем Черносвитовым, сибирским золотопромышленником, но находившимся в ссылке на вечном поселении «петрашевцем», был составлен и подписан Айгунский договор, возвративший России Амурскую область. Подписан он был генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-адъютантом графом Муравьевым. Когда экземпляр этого документа был доставлен в Петербург, то в конце его фамилии Александр II поставил тире и собственноручно начертал: «Амурский».

В том же году был заложен город золотопромышленников Благовещенск.

Это я так, немного отвлекся, чтобы не тратить ваше драгоценное время на описание дороги от железки до Георгиевки. Лишь ближе к вечеру они подъехали к селу, где расположился отряд Бороды. По уставу, существовавшему перед войной, бороду следовало брить. Исключение предоставлялось только тем, у кого «рожа крива». Строгов заполучил в лицо удар пикой во время подавления «боксерского бунта» в 1901 году. И с того времени носит бороду, черную как смоль, с редкой проседью. Сам он коренастый, кривоногий, ходит враскачку. Встречать он не вышел, не по чину, так что, поставив Орлика в стойло и сменив ему пропотевшую попону, забрав вьюки и седла, Илья с Иваном двинулись в сторону штаба, доложиться и передать шифровку от Лазо, которая была вшита в стеганое одеяло Ивана.

– Вань, шелковину достань!

– Илюха, не учи ученого, держи. – Иван, выполнявший роль ординарца и посыльного, протянул ему кусок белого шелка, на котором, на первый взгляд, ничего не было.

В штабе накурено, довольно много людей, но несколько женщин убирают со стола, готовясь накрывать его к ужину.

– А, явились, гости дорогие!

– Является черт во сне, а мы – прибыли, Иван Василич. Шифровка, велено передать во все отряды.

– От кого?

– Передал «Виноградов», лично, либо вам, либо Емельянову.

– Серёга, что ль? Жив курилка? Мухин! По твоей части!

Илья с удивлением посмотрел на подошедшего. Тот казаком не был, был фальшивомонетчиком, дважды судимым за подлог, громкий процесс был, осудили его к каторжным работам. Илья знал его как Чижикова.

– А это кто? – удивленно спросил он и поднял руку с шелковиной, вовсе не собираясь передавать ее в руки такого человека.

– Комиссара мне прислали, Фёдором кличут.

– У меня приказ передать либо тебе, либо Емельянову. Этого товарища я знаю как Чижикова, человека нечистого на руку. Поэтому передам письмо Иван Ильичу, раз ты сам, Иван Василич, читать не хочешь.

– Ты что себе позволяешь, сынок офицерский? – взвился Мухин.

– А ты где был, Чижиков, когда мы Советскую власть в городе устанавливали? – ухмыляясь, спросил его Илья. – Почему 302-ю дружину не поднял, когда городскую думу разгоняли? А задергался уже в декабре. Да потому, что ты сам в думе сидел!

– Так, Илья, заканчивай! Пошли, не люблю я эту химию! – морщась, сказал Борода и направился в другую комнату.

– А ты куда? – спросил он Мухина-Чижикова и слегка толкнул его рукой, не позволяя войти в дверь. – Здесь посиди, Виноград поважней тебя будет. Сказал нельзя, значит, нельзя.

– Он – эсер!

– Он – большевик, еще в прошлом январе перешел к ним, – сказал Илья и затворил перед комиссаром дверь.

– Чё ты с ним сцепился? Мужичок он мелкий, да вонючий. Теперь не отцепится, – сказал Борода, доставая бутылку, с помощью которой можно было «проявить» написанное. Поморщился, разложил шелковку и начал водить по ней смоченной тряпкой. На ткани появились темные мелкие буквы, которыми были покрыты обе стороны материи.