Сожженные мосты - Александр Афанасьев

Первое, что сделал Ага-хан, — обратился к русскому императору с просьбой принять Персию в свой вассалитет, что и произошло в пятидесятые годы. Персия формально сохранила свою независимость, война обошла ее стороной.

В восьмидесятые история повторилась — почти в точности. Один из старших офицеров персидской казачьей бригады поднял мятеж. Непонятно, что было тому причиной, непонятно, почему русский царь позволил этому свершиться. Пожилого и, как потом выяснилось, смертельно больного раком шахиншаха Мохаммеда Резу, последнего из династии Пехлеви, казнить не решились — посадили под домашний арест, где он благополучно и скончался от рака через некоторое время. А на шахский престол взошел Мохаммед Хосейни, полковник Персидской казачьей бригады и основатель династии Хосейни.

Первым делом Мохаммед Хосейни посетил Петербург и бросился в ноги русскому императору. Возможно, его целью было вымолить себе прощение, возможно — не допустить, чтобы и его так же свергли, как сверг шаха он сам, возможно, и что-то иное. Как бы то ни было — стороны быстро достигли соглашения. Персидская казачья бригада разоружалась и расформировывалась. Вместо этого на территории Персии на постоянной основе расквартировывались части русской армии. Они, а также вассальный договор, где черным по белому была прописана обязанность России защитить Персию в случае вторжения извне, должны были защищать целостность и ограниченный суверенитет Персии. Все сошлись на том, что новый шах поступил мудро — содержать армию в стране, где армия служит не инструментом защиты, но инструментом политической борьбы, где всего за столетие сменились две царствующие династии, и обе — по воле армии, — лучше кормить расквартированную на своей территории чужую армию. Вернувшись, Хосейни для большей надежности расстрелял многих персидских офицеров.

Того же, что на самом деле задумал Хосейни, никто не мог даже предположить. Это был первый ход в длинной, бесконечно длинной интриге. Государство со слабой армией никем не воспринимается как опасное, способное чему-либо угрожать. И напрасно. Потому что армию можно назвать и по-другому — суть ее от этого не изменится.

Немалые деньги и силы были перенаправлены с финансирования армии, способной бороться с врагом внешним, на армию, способную бороться с врагом внутренним. Народ — вот главная опасность для шаха!

Безопасность шаха обеспечивали сразу несколько структур. Жандармерия — по сути та же армия, только без тяжелого вооружения и обращенная против своего народа. Обычная полиция. САВАК — Министерство государственной безопасности, тайная полиция. Наконец, отобранная, преданная лично шаху Гвардия Бессмертных, подготовленная по нормативам спецвойск. И все это было направлено против персов. И против политических противников.

Сам пришедший к власти в результате государственного переворота, новый шах был настоящим параноиком в вопросах обеспечения собственной безопасности. Переворота, покушения, вооруженного мятежа он боялся смертельно. И возможно, поэтому он был до сих пор жив.

Все офицеры армии, гвардии и жандармерии были разделены на тройки, в обязанности каждого входило следить за другими членами своей тройки. Если один из них участвовал в подготовке переворота или покушения — казнили всех троих. К каждому офицеру иногда подходили и предлагали совершить покушение или поучаствовать в мятеже. Тот, кому это предложили, обязан был в тот же день донести. Кто не донес — исчезал бесследно. В стране вообще был культ шпиономании, процветало и ширилось доносительство. Доносили все и на всех.

Ключевые посты в стране занимали близкие и дальние родственники шаха. Им прощалось все — жадность, глупость, жестокость, — пока они были преданы. Полнейшей, рабской, собачьей верности требовал от своих подданных шах, те же, кто хоть на секунду задумывался, кто осмелился говорить — исчезали. Без следа.

Да многих из тех, кто жадным взором смотрел на престол, уже нет. Но предатели — остались. И рано или поздно они поплатятся. Все — поплатятся…

Сейчас шах ехал в Исфахан. Ехал по отличной скоростной трассе, проложенной двадцать лет назад русскими инженерами. И то, что он собирался открывать там — завод по производству удобрений, — было построено тоже русскими инженерами. И это хорошо. Но — до времени. А когда придет время, история повернет свой ход, как было не раз. И последние — станут первыми…

Колонна въезжала на мост, когда это произошло. Мост этот был не через реку, мост был через ущелье. Внизу, по бетонному желобу, искрясь, протекала вода — это была система ирригации, тоже разработанная русскими и дающая возможность снимать по три урожая на этой прежде нищей и бесплодной земле. Мост был простой, бетонный, на четырех огромных опорах. И когда кортеж шаха несся по мосту, а головной «Егерь» успел съехать с него — все четыре опоры вдруг дохнули дымом и пламенем, словно там, внизу, разверзся ад…

От синхронного подрыва всех опор моста содрогнулась земля…

Шаха спасло чудо. Автомобиль, в котором он ехал, постоянно менял свое место в кортеже — и сейчас он по странному, прихотливому велению судьбы был первым из восьми. Это его и спасло — опытный водитель, почувствовав, как содрогнулась земля, больше по инстинкту, приказывавшему убираться как можно быстрее с места нападения, со всей дури врезал по газам. И восьмилитровый, восьмицилиндровый мотор-монстр под бронированным капотом выдернул машину с моста. Мост какое-то время — может, секунду, может, две — постоял на искореженных взрывом бетонно-стальных остатках того, что было когда-то его опорами, словно раздумывая, что же делать дальше. А потом медленно, в клубах пыли и дыма, начал оседать, проваливаться вниз, проваливаться очень медленно, со странным звуком, похожим на стон.

Шах протянул руку к микрофону, потому что иначе общаться с водителем, отделенным от него бронированной перегородкой, было невозможно.

— Стой!

Водитель послушно затормозил, машина пошла юзом, но тут же выправилась…

Шах сам, не дожидаясь, пока подбежит охрана, вышел из машины, жадно втянул ноздрями воздух, улавливая едкую смесь запахов — взрывчатка, пыль, дым…

— Ваше Сиятельство, нам следует уезжать! Они могут попытаться еще раз!

Смерив подбежавшего лейтенанта из Гвардии пустым, бессмысленным, мертвым взглядом, шах направился к обрыву, рукотворному обрыву, созданному за несколько секунд несколькими сотнями килограммов, а то и тоннами взрывчатки. Поняв, что, кроме него, командовать немногими уцелевшими телохранителями — девять человек, считая тех, кто в броневике, и водителей, — некому, лейтенант начал расставлять людей так, чтобы отрезать этот участок шоссе от дороги и обеспечить хоть какую-то безопасность. Снеся, смяв по дороге пару легковушек, бронетранспортер развернулся, встав поперек дороги и направив ствол скорострельной автоматической пушки на скопление машин. Остальные солдаты рассыпались по обочинам, направив винтовки во все стороны, чтобы обеспечить периметр.

Шах неспешно подошел к тому месту, где серая лента дороги обрывалась, посмотрел вниз. Поднятая взрывом пыль еще не осела, но внизу, среди искореженных обломков моста, уже можно было различить раздавленные машины и несколько черных, разбросанных, словно игрушки, раздавленных бетонными плитами бронированных лимузинов, в одном из которых мог ехать и он сам.