Сказки старой Франции - Ольга Тихонова

не только злыми, но ещё и очень хитрыми, а потому, не поверив дочери, они лишь притворились спящими.

– Эй, прекрасная Жанетон, иди-ка ты спать! – крикнули они посреди ночи.

– Уже иду, только косынку сниму, – отвечал им пирожок.

– Дома наша дочка, муженёк, – сказала тогда людоедка своему мужу, – а значит, и мы можем немного поспать.

Однако злых-презлых великанов не проведёшь, а потому, спустя какое-то время, не поверив дочери, они проснулись и снова спросили:

– Эге-гей, красавица Жанетон, идёшь ли ты спать?

– Иду, только рубашку сниму, – отвечал им меж тем пирожок.

Людоед успокоился и снова ненадолго заснул.

– Эгей, прекрасная Жанетон, идёшь ты спать наконец или нет?! – закричал великан, снова проснувшись.

– Иду, только юбку сниму, – отвечал ему пирожок.

С этим великан снова заснул, но проспал не более получаса.

– Эге-гей, красавица Жанетон, ляжешь ты наконец или нет?! – крикнул великан, когда опять проснулся.

– Иду, только косы расчешу, – отвечал ему пирожок.

И снова заснул людоед, но опять вскоре проснулся.

– Эй, красавица Жанетон, что же ты всё не ложишься?! – закричал он так, что деревья во дворе пригнулись.

– Иду, вот только башмачки сниму, – отвечал ему пирожок.

И опять заснул людоед, а проснувшись, снова крикнул:

– Эге-гей, прекрасная Жанетон, ляжешь ты сегодня наконец или нет?!

Но к тому моменту уже наступило утро и чары над пирожком рассеялись, словно их и не бывало, а значит, не смог он уже ничего ответить великану.

– Э, муженёк, сдаётся мне, негодница-дочка нас обманула! – заревела великанша, вскакивая с постели. – Эта чертовка убежала с человечишкой, которого всю ночь прятала в нашем доме. Да ещё и палку волшебную с семимильными сапогами прихватила. Давай-ка беги за ними да принеси их поскорее! Я их тут же и изжарю, и мы с тобой знатно отобедаем!

– Ты уж не переживай, жёнушка, за мной не заржавеет, – ответил ей великан.

С этими словами он схватил другую палку, ещё лучше прежней, нацепил десятимильные сапоги и пустился в погоню за беглецами.

Увидела прекрасная Жанетон, что отец их вот-вот нагонит, и решила его перехитрить. Остановились тогда беглецы и превратились в маленьких ярких птичек, весело чирикающих в густых кронах деревьев.

Тут-то их и догнал великан-людоед.

– А ну-ка, птахи, отвечайте – не пробегал ли кто сейчас по этой дороге? – взревел великан.

Но птички только знай себе весело чирикали да скакали с ветки на ветку. Ничего не добился от них людоед, а потому, страшно раздосадованный, вернулся обратно в замок. А прекрасная Жанетон и принц тем временем приняли свой прежний облик и пустились снова бежать что есть мочи.

– Ну что, муженёк, поймал ли ты красавицу Жанетон и проклятого человечка? – тем временем спросила мужа великанша. – А то я уже и ножи наточила.

– Увы, милая жёнушка, никого я по дороге не встретил, кроме двух крошечных птичек, что скакали по ветвям да весело чирикали.

– У-у-у, муженёк, так ведь это они и были! – взревела великанша. – А ну-ка, беги за ними следом, да поживее. Я уже есть хочу.

Разозлился пуще прежнего людоед и побежал за беглецами ещё быстрее.

– Ну погодите у меня! – ругался он по дороге. – Уж я вас поймаю – так спуску не дам.

Чуть было не догнал он красавицу Жанетон и принца, однако девушка вовремя заметила опасность, остановилась и превратила себя и юношу в селезня и уточку.

Завидев птиц, людоед остановился и принялся их расспрашивать:

– Селезень и уточка, отвечайте мне сейчас же: не пробегали ли мимо вас красавица Жанетон и человечий сын?

Но уточка с селезнем ничего ему не ответили.

Пришлось великану снова ни с чем возвратиться восвояси в свой замок.

– Ого-го, муженёк, смотрю, ты уже вернулся! – вскричала великанша. – Должно быть, ты поймал прекрасную Жанетон и человечишку, потому что я страсть как голодна и даже успела развести огонь в печи.

– Эге-гей, жёнушка, – отвечал людоед. – Никого я не поймал, никого не нашёл. Лишь встретил по дороге селезня и уточку, которые плескались в пруду.

– Ну и дурень же ты, муженёк. Ведь это они и были. А ну-ка, беги за ними быстрее, а то у меня уже брюхо подводит, так есть хочется!

– Погодите же у меня! – вскричал великан. – Теперь-то я вас точно поймаю и уж тогда покажу небо в алмазах!

С этими словами он пустился в погоню и бежал быстрее прежнего. Однако прекрасная Жанетон снова вовремя заметила опасность и обратилась в очаровательную пастушку, а принца превратила в стадо овечек.

– Отвечайте живо – не видели ли вы здесь прекрасную Жанетон и с ней мерзкого человечка? – заревел великан, как только их увидел.

Но в ответ он услышал лишь:

– Бе-е-е-е-е-е…

Выругался великан и припустил обратно, а прекрасная Жанетон вернула себе и принцу прежний облик, и побежали они дальше.

– Ну, дорогой муженёк, чем ты теперь меня порадуешь? – с такими словами встретила его великанша. – Я уже и воду вскипятила, и соус ароматный приготовила. Жду не дождусь, когда смогу полакомиться красавицей Жанетон и человечишкой.

– Эх, жёнушка, никого-то я по дороге не встретил, только прелестную пастушку да стадо овечек.

– Дураком ты родился, муженёк, дураком и помрёшь. Ведь это они и были! А ну, беги за ними быстрее, а то я скоро с ума от голода сойду.

– Вот разбойники! – разозлился великан, да в сердцах так топнул ногой, что земля треснула.

Пустился он в погоню, но прекрасная Жанетон и принц убежали уже очень далеко, а посему, как ни старался великан, так и не смог их догнать.

А принц с Жанетон вскоре добрались до королевского замка и нашли всех в глубоком трауре: король и королева уже не чаяли увидеть своего любимого сына живым. Теперь же их радости не было предела.

– Дорогие мои отец и мать, – сказал тут принц. – Если бы не прекрасная Жанетон, не избежать бы мне страшной смерти. Четыре раза спасала она меня от великанов-людоедов, и за это время я успел полюбить её всем сердцем. А посему прошу вас благословить нас.

Но король и королева были так рады возвращению своего любимого сына, да и прекрасная Жанетон была так хороша, что у них и в мыслях не было отказывать сыну. Сей же час они благословили молодых и вскоре сыграли весёлую свадьбу.

Говорят, что принц со своей женой, прекрасной Жанетон, дожили до ста лет, и жили они в богатстве, любви и довольстве.