Матрица Теплухина. До и после первого миллиона - Павел Теплухин

Согласно теоретическим моделям, получалось, что построение народно-хозяйственной матрицы возможно. Модели были красивыми, даже элегантными, позволяли вычислить огромное количество интересных закономерностей, выводов, трендов, динамик. Все это, конечно, важно, нужно и интересно…

Но потом кто-то сказал: «А теперь, товарищи, давайте впишем все это в Госплан, который, собственно, единственно правильным образом будет определять какие подшипники и с какого предприятия станут поставляться на тот или иной машиностроительный завод…»

Казалось бы, все просто: согласно народно-хозяйственной матрице, надо определить какие изделия и в каком количестве нужно производить тому или иному предприятию. Все будут знать, что и в каких количествах требуется от них, – все будут довольны и никакого дефицита или перепроизводства быть не должно…

В 1970-х годах советский экономист Канторович доказал, что составить матрицу годового плана можно, но для того, чтобы рассчитать ее имеющимися на тот момент вычислительными машинами, потребовалось бы не меньше одного года (!). Абсурдная ситуация – на планирование одного «экономического года» нужно тратить все тот же год…

Тогда-то всем и стало очевидно, что плановая экономика – это ошибка; наука вынесла вердикт о безнадежности планового хозяйства.

Но делать было нечего, жить-то как-то все равно надо… Тогда планирование свелось к формированию товарных групп. Грубо говоря: какая разница, какие там подшипники, – главное, что они у нас есть, – наши, советские подшипники! Понятно, что, например, машиностроительному заводу нужны подшипники строго определенных типов и размеров, а не какие попало. Заработал принцип: «Берите что есть, а то завтра и этого не получите…» Началась полная неразбериха, пришла «эпоха странствующих снабженцев», которые ездили по всей стране и всеми доступными средствами «выбивали» то, чего не хватало на их предприятиях. Ситуация все больше и больше становилась похожей на театр абсурда с элементами острой социальной сатиры. Теоретическая несостоятельность плановой экономики подтвердилась практикой.

Хозяйство государства, будто гнилая дерюга, стало с треском разваливаться, но страна у нас большая, земли много, народ молчаливый, терпеливый, может и поголодать. Симптомы будущего краха были не столь явными, положение амортизировалось за счет удаленных территорий и населения провинций.

Для работы планового механизма были необходимы внутренние регуляторы процессов, а таким регулятором мог быть только рынок. Рынок приводит к изменению цены, что, в свою очередь, обеспечивает равновесие спроса и предложения, но… тотальный госплан отрицал рыночные отношения… Конец был вполне предсказуем.

Пятилетние планы были полной утопией – советская экономика была попросту не в состоянии просчитать саму себя хотя бы на один год вперед.

Общинность против индивидуализма

Мне ничего не известно об удачном опыте экономических реформ в истории России. Не складывалось у нас в прошлом это дело, не шло… Одна из главных причин, как я думаю, – это общинное отношение к жизни, вера в «стороннего» заступника: вера в «доброго царя», партию, государство, которые всегда защитят, накормят, согреют, заплатят положенную «получку» или пенсию. В реальности такого почти никогда не случалось, однако вера эта и до сих пор остается очень сильной – такова ментальная психология нашего народа, который верит в чудеса и тяжело отказывается от устоявшихся веками коллективных иллюзий. Но это, пожалуй, из темы о «загадках русской души» – об этом уже написаны и будут еще написаны сотни томов, и точку в этом вопросе, как видно, ставить еще рано…

Противоположность общинности: жесткий, прагматичный и агрессивный индивидуализм.

Полный индивидуализм, применительно к экономике, приводит к жесткой конкуренции. Жесткая конкуренция, в свою очередь, порождает высокую эффективность. Очень четко работают законы социального дарвинизма, согласно которым выживают сильнейшие. Благодаря этому западное (и в какой-то мере восточное) общество развивается относительно хорошо.

Разница в подходах бросается в глаза даже на уровне пропагандистских тезисов. В советские времена было много лозунгов, смысл которых сводился к следующему: «То что хорошо для страны – хорошо для меня!» Американский аналог призывал, по сути, к тому же, но только приоритеты менялись местами: «То, что хорошо для человека, – хорошо для государства». Налицо, по аналогии с «главным вопросом философии», «главный вопрос экономики»: кто главнее – человек или общество? СССР остановился на приоритете «общества» в ущерб интересам отдельной личности. Сначала это декларировалось как наше «главное конкурентное преимущество», но в итоге привело гигантское государство к полному краху.

Однако из низкой экономической эффективности «общинности» не следует, что она хуже индивидуализма. Существующие явления надо воспринимать такими как есть, ибо подеваться от них никуда нельзя. Российская общинность – это одна из «экзотических» особенностей нашего народа, поэтому ее надо воспринимать как данность. На данном историческом этапе общинность показывает себя менее эффективной по сравнению с индивидуализмом. Индивидуализм, однако, не всегда был лучшей формой существования личности и государства, и вовсе не обязательно, что он навсегда таковой и останется. Но последние двести лет индивидуализм работает эффективнее: экономический развал СССР – прямое тому доказательство.

Экономическая безграмотность

Экономическая грамотность – это элемент общей грамотности; так, по крайней мере, относятся к ней на Западе. В СССР экономическая грамотность была сферой, доступ в которую имела узкая группа соответствующих специалистов. Массы в экономику не лезли – у них и без этого забот было более чем достаточно…

Раньше, когда деньги были лишь средством платежа, мерилом ценностей в СССР был объем фондов. Сумел выбить фонды для своего предприятия, смог достать дефицит, значит – ты лучший! А не сумел выторговать подшипники для любимого завода – ты худший! Деньги при этом выполняли лишь учетную функцию, были системой измерения, но при этом – системой измерения очень странного свойства. Рубль в кармане металлурга и рубль в кармане члена Политбюро ЦК КПСС, при полной внешней идентичности, были совершенно разными денежными единицами, так как имели разное товарное наполнение. В этой связи всеобщая экономическая грамотность в СССР была не нужна, а в чем-то даже и противопоказана «широким народным массам».