Сделай шаг - Эстель Маскей

Почему ему так нравится заявляться без предупреждения? Мне неловко, и я, не зная, что сказать, поправляю обувь на полке.

В начале года мы с ним встречались, и продлились наши отношения чуть больше шести месяцев. Он тоже из Колорадо, учился в девятом классе[5], младше меня, однако мне понравилась его уверенность в себе, ямочка на левой щеке и ежедневные пожелания доброго утра эсэмэсками.

Конечно, он тот еще нахал. Но со мной паинька. Родители даже разрешили мне провести выходные в его крошечной комнатке в общежитии кампуса в Форт-Коллинсе[6].

Тусоваться с Дарреном было здорово, мы много смеялись, и я отвлекалась от мыслей о Джейдене и угрызений совести. Правда, по прошествии полугода отчетливо поняла, что просто трачу время. Его влюбленности я не разделяла и вряд ли когда-либо смогла бы разделить: чувства к Хантеру продолжали жить в моем сердце. Даррен был совершенно на него не похож. И смеялся иначе. Я постоянно представляла на его месте Джейдена и в конце концов в мае решила порвать с Дарреном. Так было лучше для всех. Просто он этого пока не понял.

– Даррен, – твердо говорю, кивая на парочку посетителей, вставшую за ним в очередь, и виновато морщу лоб. – Давай в другой раз, а то люди ждут.

Его плечи опускаются, с губ сходит ухмылка, он вздыхает и отступает. Выдаю ребятам обувь, краем глаза удрученно замечаю, что Даррен дожидается в сторонке. Когда они уходят, я даже не успеваю стереть с лица дежурную улыбку, как он подскакивает и говорит с решительным запалом:

– Кенз, серьезно, я скучаю, черт побери!

Потом опускает голову и шепчет, уставившись на мои руки:

– Мы были счастливы вместе. Ты же помнишь.

Я пожимаю плечами. Да, были, но далеко не всегда. Порой он становился чересчур приставучим и навязчивым, так что в конце концов мое терпение лопнуло. Времени на него тратить больше не хотелось, сердце мое было занято, так что се ля ви.

– Даррен, мне очень жаль.

Он с тихим стоном вздыхает, проводит рукой по волосам и на шаг отступает. После кулачной драки, случившейся несколько лет назад, у него осталась легкая горбинка на носу. Раньше она казалась мне ужасно милой.

– Я не сдамся, – глухо говорит он, перегибается через стойку и, пристально глядя мне в глаза, замирает в паре сантиметров у моего лица. Затем натянуто улыбается, разворачивается и уходит.

И его упорство меня несказанно печалит…

Вечером в четверг мама осторожно стучится в мою спальню, открывает дверь, не дожидаясь ответа, и заглядывает в комнату. У нее изможденный вид, который прибавляет к ее возрасту лет десять. Она какая-то нервная: в комнату не заходит и прячется за дверью, как за щитом.

– Кензи, окажи мне услугу.

Почти полдвенадцатого ночи, я валяюсь на кровати, лежа на животе перед ноутбуком. На мне спортивные штаны и майка, волосы собраны в пучок, который небрежно свесился набок. Но догадываюсь, что для исполнения маминой просьбы мне придется сменить наряд, накраситься и напрячь все свои актерские способности.

– Видишь ли… – бормочет она, потирая висок. – Хочу попросить тебя сходить в магазин.

Ну, вот, приплыли. Так и знала, что именно за этим и постучалась. Не отправься папа на срочный вызов по ремонту сантехники, она бы не решилась меня попросить. Постыдилась бы его осуждающих взглядов. А сейчас осмелела.

– Мам… – тихо начинаю я и осекаюсь, взглядом умоляя не заставлять меня снова идти на это.

Хочу отказаться, не идти у нее на поводу… Но она моя мать, и я знаю, что у меня не хватит духа препираться.

– Кензи, пожалуйста, – умоляет она.

Ее глаза и надломленный голос пробуждают во мне чувство вины, как будто я не вправе ей отказать.

И потому не спорю, закрываю ноутбук, распускаю волосы и достаю из шкафа джинсы. Потому что не могу сказать «нет».

Мама медленно отворяет дверь нараспашку и наконец заходит в комнату. На ее раскрасневшемся лице отражается облегчение и благодарность. Она дает мне двадцать баксов, водительское удостоверение и ключи от машины. В воздухе появляется винный запах.

– Что-нибудь недорогое, – добавляет она, и от этого становится еще хуже.

Отвожу взгляд и молчу. Боюсь, если открою рот, мое разочарование превратится в агрессию, и тогда у матери неприятно искривится лицо, а в глазах появится отчаяние. Не хочу видеть ее такой. Поэтому ничего не говорю и понятия не имею, как повлиять на ситуацию.

Безмолвно начинаю одеваться, натягиваю джинсы. Мама уходит из комнаты, а потом приносит мне одну из своих блузок. Надеваю ее, сажусь за туалетный столик и начинаю рыться в косметичке. Мама в нерешительности мнется позади и наблюдает. Хоть я и молчу, она наверняка видит мое неодобрение и чувствует повисшее в спальне напряжение, тяжелое и душное. Я устала, утром надо в школу, и у меня нет ни малейшего желания размалевывать лицо и на ночь глядя ехать в магазин, чтобы купить дешевую выпивку по маминым документам.

– Я бы сама поехала, – виновато говорит она дрожащим голосом, – да мне нельзя за руль.

Собственно говоря, на этой неделе она неплохо держалась: насколько мне известно, всего лишь пара бокалов вина в понедельник. Да и вообще, все не так уж страшно. Она пьет не с утра до ночи и не каждый день. Объем выпитого зависит от настроения. Сегодня, похоже, оно не самое радужное. Мама снова исчезает, потом появляется со своим шарфом в цветочек, и я неохотно набрасываю его на шею поверх воротника пиджака. Понимаю, что выгляжу нелепо, но что поделать. Для полноты образа напяливаю шляпу. Мне нравится то, что благодаря высокому росту я выгляжу старше. Мама пять раз от души пшикает на меня духами, и я во всеоружии готова идти нарушать закон.

Мне уже несколько раз приходилось проворачивать этот номер, и лишь однажды кассир покатился со смеху и дал мне тридцать секунд, чтобы я убралась подобру-поздорову, пока он не вызвал копов. В тот магазин я больше ни ногой и с тех пор выгляжу не как уверенная в себе женщина средних лет, а как мать семейства на грани нервного срыва.

Мама наблюдает из окна гостиной, как я подлетаю к ее автомобилю и несколько минут вожусь с обогревом. В нынешнее время года в Виндзоре очень холодно по ночам, и сегодняшний вечер – не исключение. Еду по пустым улицам, прижимаясь к рулю, колени дрожат. В большинстве домов окна темные, лишь в некоторых все еще горит свет. Направляюсь к Мейн-стрит и паркуюсь у супермаркета «Севен-илевен»[7], ближайшего открытого заведения, в котором я пока не засветилась. Предпочитаю два раза в одном месте не показываться. Скоро доступных вариантов не останется, и мне придется ехать в центр города.