Эдит Пиаф - Николай Надеждин

Бывают женщины очаровательные, бывают ослепительно эффектные. Но бывают женщины, от которых невозможно оторвать взгляд.

Эдит спела первую песенку. И в переполненном зале наступила звенящая тишина…

Она еще не знала, что означает эта зловещая тишина. Вдруг обнаружила, что шарф Балле лежит у ее ног. И все видят ее нелепый свитер без одного рукава.

На глазах у Эдит заблистали слезы отчаяния.

И вдруг раздались аплодисменты… Нет, не аплодисменты – обвальная, бесконечная овация. И крики «браво», которые она услышала в свой адрес впервые в жизни.

Отчаяние как рукой сняло. Эдит объявила вторую песенку. И вдруг в наступившей тишине раздался уверенный голос:

– Этих песенок у малышки, оказывается, полным-полно за пазухой!

Это был признанный мэтр – Морис Шевалье.

Спустя годы Пиаф сказала, что слова Шевалье были самым большим комплиментом в ее жизни. А она получала огромное количество комплиментов.

Судьба сводила ее с Шевалье много раз. 17 февраля 1936 года Пиаф пела на арене цирка «Мурано» – вместе с Морисом Шевалье, Мари Дюбуа, Фернанделем и другими звездами. Это ли было ни признание? Это ли был ни триумф?

Морис Шевалье.

С Шевалье она дружила и одно время была в него влюблена. Да, Пиаф и Шевалье были близки. И она сумела сохранить с ним добрые отношения на всю жизнь…

После выступления Эдит подумала: «Все слишком хорошо. Они не приветствуют меня. Они надо мной насмехаются…»

Но Лепле обнял ее и сказал:

– Глупости. Ты их победила, воробышек. И так будет всегда – все последующие дни.

Ее взлет был стремительным, а слава безусловной. Понемногу и, конечно же, не сразу о Пиаф стали упоминать в прессе. Но спустя некоторое время о ней писали уже все парижские газеты. Ею восторгались, ей признавались в любви.

Лепле учил ее постоянно – создавал образ, открывал главные сценические истины, которые Пиаф не забыла до последнего часа. Лепле был так трогательно заботлив, что Эдит стала называть его папой.

– Ты не должна идти на поводу у зрителя, – говорил Лепле. – Великий секрет в том, чтобы всегда оставаться самой собой. Всегда оставайся самой собой!

Пиаф была наивна и совершенно не ориентировалась в светском обществе. Лепле выстроил очень тонкую и умную рекламную компанию. Слух о необыкновенном голосе передавали из уст в уста. А слова признанных артистов, художников, политиков действовали убедительней любых газетных статей.

Послушать Пиаф приезжали со всех концов Парижа и Франции. Отныне она пела в «Жернис» ежедневно и была центральной фигурой программы. Но… она понятия не имела, для кого именно поет. Однажды, желая польстить Пиаф, ей сказали, что в зале находится сам Фернандель. И Эдит на это ответила:

– Фернандель? Ну и что?

Она просто никогда не видела его фильмов…

Все закончилось в один миг. 7 апреля 1937 года Францию облетело страшное известие: Луи Лепле застрелен выстрелом в голову.

Луи Лепле.

Луи Лепле нашли в его собственной квартире мертвым. Обстоятельства смерти так и остались загадкой, но в число подозреваемых полиция включила и Пиаф. Нет, не как непосредственную исполнительницу ужасного преступления, но как потенциальную соучастницу.

Это было несправедливо! Пиаф относилась к Лепле как к учителю, как к самому дорогому, близкому человеку. Она любила его. Между ними не было и не могло быть крупных конфликтов, которые привели бы к такой страшной развязке. И полиция вскоре оставила Пиаф в покое… Полиция – но не коллеги и пресса.

«Жернис» был закрыт, но в кабаре оставалось много артистов, официантов, прислуги. В этот тяжелый момент Эдит от одного из своих коллег услышала слова, которые ранили ее в самое сердце.

– Что, умер твой покровитель? С твоим талантом ты снова окажешься на улице… малышка…

Но хуже всего вела себя пресса. Газеты на все лады перемывали косточки несчастной Пиаф. Винили ее в том, чего она никогда не делала и не могла сделать в принципе. Эдит впала в жесточайшую депрессию – первую в своей короткой жизни, но далеко не последнюю.

О выходе на сцену кабаре «Жернис» не могло быть и речи. Завсегдатаи кабаре верили газетам и не стали бы слушать «убийцу» их кумира. Другие заведения Пиаф не приглашали – по той же самой причине.

На помощь, как это не раз еще случится в жизни великой певицы, пришли настоящие друзья.

Песня как жизнь.

После ужасной гибели Луи и двух суток предварительного заключения, проведенных в полицейском участке, Эдит дала концерт в парижском кабаре «Одетт», где выступала несколько раз еще при жизни Лепле. И впервые подверглась молчаливому зрительскому неприятию. Она была глубоко несчастна, она старалась оправдаться перед зрителем. Но… как оправдаться в том, чего ты никогда не совершала?

Закончился срок короткого контракта с «Одетт». Хозяева отказались его продлить. Пиаф осталась практически без ангажемента. Некоторое время она объезжала рабочие районы Парижа, где ее принимали хорошо, но платили мало. Затем Пиаф отправилась в Ниццу.

Здесь, на побережье, столичных газет почти не читали, а местные о деле Лепле писали скупо. Но Пиаф приходилось несладко – провинция ее абсолютно не знала. И того успеха, которого она добилась в Париже, здесь, в Ницце, не случилось.

Она вернулась в Париж, где ее уже никто не ждал.

В один из вечеров, когда Пиаф тосковала о Лепле, она сняла трубку и позвонила Раймону Ассо.

– Раймон, – сказала она, – ты не хочешь заняться моими делами?

Его ответом были слова:

– И ты еще спрашиваешь? Я жду этой минуты целый год! Немедленно бери такси и приезжай.

Эдит Пиаф прослушивает свою только что записанную пластинку. 1938 год.

Не имея, по сути, никакого образования и не владея музыкальной грамотой, Пиаф пела и чужие песни, и сочиняла сама. Одним из поэтов, которых она полюбила сразу и безоговорочно, стал Раймон Ассо. Его стихи отлично укладывались на музыку, которую так любила Эдит, и в полной мере отражали ее внутреннюю сущность. Уличный воробышек? Да! Но такими уличными воробышками была полна вся Франция.