Мой Дьявол - Евлампий Бесподобный

— Я редко когда ошибаюсь в оценке большинства людей. Считайте это дьявольским даром или чем-то другим, но в вас я тоже увидел то, что увидел. А теперь ещё и почувствовал… Боюсь, ваш жених не до конца понимает, кто вы. Да и он не тот, кто нужен вам…

Господи, что за бред он несёт? А если его последние слова услышал и Эдвард?..

— Это! — кажется, я уже начала задыхаться, поскольку происходящее и в самом деле становилось слишком невыносимым!

Я не знаю, кто вообще способен вынести этого человека. Это же… какой-то генератор или поглотитель чужой энергии, а то и целых душ! Точно Дьявол во плоти!

Может поэтому и повысила собственный голос, демонстративно ткнув указательным пальцем той руки, до которой он почти уже дотронулся, в стекло. Выбрала почти наобум какой-то навороченный гарнитур из розового золота и россыпи сотен мельчайших бриллиантов по всему ожерелью, двум браслетам и увесистым серьгам.

— Уверена, вашей девушке должно понравиться. Если она, конечно, тащится от подобных безделушек, как сорока от ярких стекляшек.

Конечно, я иронизировала и пыталась его поддеть хоть чем-то. Таких людей надо ставить на место, чтобы не зарывались и не думали, будто им всё позволено и дозволено. Правда, я всё-таки успела на последних секундах сфокусировать взгляд на выбранных мною украшениях, чтобы хоть немного отвлечься от переживаемых потрясений и рассмотреть безумно дорогостоящий комплект для менее везучей, чем я “счастливицы”. Во всяком случае, убедиться, что он не слишком страшен и стоит далеко недёшево. Хотя бы не дешевле других близлежащих собратьев.

— Весьма! ВЕСЬМА безупречный выбор! Достойный подчеркнуть, как минимум, красоту супруги арабского шейха! — было бы странно услышать от господина Пола какие-то иные эпитеты по этому поводу.

Но, как это ни смешно, даже я не смогла с ним не согласиться. Поскольку украшения действительно чем-то напоминали своими многосложными и идеальными переплетениями кружевные узоры арабески. Не говоря уже про массивность и бесчисленное количество использованных в них бриллиантов, включая очень крупный гранатовый камень в центре ожерелья и чуть поменьше — в серьгах, браслетах и кольце.

Я даже едва не со свистом выдохнула, когда увидела очень длинную цифру на прикреплённом рядом ценнике. За такие деньги можно было…

Нет! Стоп! Я не собираюсь считать чужие деньги! И плевать, на ком сегодня будут красоваться эти украшения. Свою миссию я выполнила и быть может даже кого-то осчастливила на несколько часов.

— Действительно, очень яркие и впечатляющие стекляшки. Может проверим, как они будут смотреться на женском теле?.. — и это я почему-то тоже предвидела. Что Маннерс предложит примерить украшения на меня.

— Смотрите сколько хотите. Думаю, Лилиан подойдёт для данного эксперимента, как никто другой.

Похоже, у меня путались уже не только мысли, но и начинал заметно заплетаться язык. Сил моих больше не хватало всё это терпеть и особенно этого грёбаного франта! Он уже получил то, что хотел. Хватит с него и этого!

Не помню, как я тогда сорвалась с места, а, главное, почему. Но, кажется, не без помощи самого незнакомца. А может мне попросту померещилось. То, как он повёл рукой в мою сторону и потянулся к моей руке. А может и не померещилось. Может он действительно коснулся меня, и я действительно это почувствовала. Мягкий, нежный, невесомый “поцелуй” ненавязчивой, но очень намеренной ласки. И именно ужаливший шокирующим ощущением чего-то нереального, сулящего неземное блаженство, если я позволю ему сделать большее — добраться до сердца или впиться своим ядовитым жалом в мои эрогенные зоны.

Наверное, я точно сошла с ума. Оттого и отшатнулась от него, как от прокажённого. Оттого и рванула в сторону Эдварда, как ошалевшая и ничего не соображающая истеричка.

— Пожалуйста! Давай уйдём отсюда! А то мне нехорошо! Выберем потом кольцо где-нибудь в другом месте… Чуть попозже…

Наверное, от подобных стрессов надо сразу же бежать, как минимум, на приём к психотерапевту. Либо наглотаться транквилизаторов, запить их литром чистого скотча и отключиться сутки на полтора, чтобы потом потратить ещё столько же времени на борьбу с жутким похмельем. По крайней мере, сделать всё возможно и невозможное, чтобы хоть как-то приглушить переживаемые эмоции, а память нокаутировать чем-то до полусмерти.

Увы, но нокаутированной чувствовала себя именно я. Буквально. До трясучки. До бесконтрольных срывов и дичайшего желания разреветься, поскольку эти грёбанные ощущения и не думали уходить, въевшись под кожу стойким ароматом дорогих парфюмов незнакомца и его собственного обособленного запаха. Про его прессующую физическую мощь и до сих пор вибрирующий в нервах и в голове звучный баритон, можно и не говорить. Они продолжали душить меня даже спустя несколько часов. Преследовать и царапать чувствительные зоны тела настолько осязаемо, будто я переживала его первое реальное прикосновение снова и снова. Как заезженную пластинку. Как ноюще раздражение на коже от ядовитого ожога. Сладкого ожога…

Возможно, кто-то другой на моём месте забился бы после случившегося куда-нибудь очень глубоко и как можно дальше в интуитивном порыве спрятаться где-то и как-то от всего внешнего мира. Или от одного единственного человека, который не собирался меня отпускать. Во всяком случае, ментально и в ближайшие дни. Даже если я себя накрутила, и всё произошедшее, на деле, не стоило выеденного яйца.

В любом случае, это что-то со мной было не так, а не с Маннерсом. Это я, не пойми за каким хреном, так остро на него реагировала, а не он являлся источником радиационного заражения. Или агрессивным патогеном против всего, к чему он прикасался или того, что подпадало в радиус его убойного воздействия. Поскольку истинные жертвы подобных пожирателей душ не ведут себя так, как повела себя потом я. А именно, не набрасываются на кого-то в безудержном буйстве, как набросилась я на Эдварда по возвращению домой в нашу общую квартиру на Бруклин-Хайтс этим же поздним вечером. Он даже не успел опомниться. Как, впрочем, и я. Можно сказать, был банально поставлен перед фактом. После чего был вынужден ответить мне хоть чем-то, заражаясь моим ненормальным возбуждением за считанные секунды.

— Господи… Энн… Ты что творишь? — по сути это всё, что удалось ему тогда мне предъявить, пока я торопливо расстёгивала на нём рубашку и брюки, вылизывая его рельефный пресс, а после и выбритый чувствительный лобок. Его член налился кровью, вырос и затвердел прямо на моих глазах и не без помощи моих жадных рук с не менее ненасытным ртом. И, кажется, я действительно в эти минуты мало о чём соображала. Скорее, пыталась сбежать от реальности, сходя с ума уже по-другому поводу. Инфицируя своим одержимым безумием и Эдварда.

До спальни мы добрались уже практически раздетыми. А уже там, забравшись на кровать, я почему-то развернулась к Эдварду спиной, подставляя свою ноющую от похоти киску в коленно-локтевой позе, приподнимая повыше попку и бесстыдно, подобно озабоченной бляди раздвигая перед ним ноги.