Тихая гавань - Даниэла Стил

Так теперь было всегда – стоило Офелии открыть глаза, какдействительность тугой удавкой захлестывала ей горло. Только самое первоемгновение, пока еще не успевали нахлынуть воспоминания, она оставаласьбезмятежно-счастливой, но такое состояние длилось недолго, и Офелия вновьпогружалась в пучину тоски. В измученном мозгу вспыхивало неясное воспоминаниео какой-то страшной трагедии… а потом снова все заволакивала пелена. К томувремени как она сползала с постели, Офелия чувствовала себя как выжатый лимон.По утрам, как правило, всегда приходилось особенно тяжело.

– Хорошо спала? – вежливо поинтересовалась Пип,налив себе апельсинового сока и сунув ломтик хлеба в тостер. Сделать еще одинтост для матери ей и в голову не пришло. Она отлично знала, что та откажется –мать вообще редко что-то ела, а уж за завтраком тем более.

Офелия не ответила. Говорить было не о чем.

– Прости, что уснула. Ты поужинала? – В глазах ееснова метнулась тревога.

Офелия сознавала, как мало внимания она уделяет дочери, нобыла бессильна что-либо изменить. Ей на мгновение стало стыдно, но потом Офелияопять впала в привычное оцепенение. Пип молча кивнула. Ей даже нравилосьготовить себе ужин. Впрочем, теперь это случалось все чаще и чаще, чуть ли невсегда. Жевать бутерброд перед телевизором предпочтительнее, чем пропихивать всебя кусок за куском в гробовом молчании. Зимой все-таки легче: школа, уроки ивсе такое – отличный предлог, чтобы поскорее удрать из-за стола.

Ломтик хлеба с громким хлопком выпрыгнул из тостера.Подхватив его; Пип намазала хлеб маслом и поспешно сжевала, решив, чтообойдется без тарелки. Да и зачем она, решила Пип, если крошки все равноподберет Мусс? Не пес, а пылесос, хмыкнула она.

Покончив с завтраком, она вышла на веранду и уселась вшезлонг. Через пару минут к ней присоединилась Офелия.

– Андреа предупредила, что приедет вместе с малышом.

Личико Пип просияло от радости. Она души не чаяла в Уилли.Сынишке Андреа было три месяца, и он выглядел живым крохотным символом мужестваи независимости своей матери. Андреа было сорок четыре, когда она, придя кмысли, что уже никогда не встретит своего принца, махнула рукой на все мечты осемейной жизни и благодаря искусственному осеменению родила сына –очаровательного темноволосого малыша с голубыми глазами. Его крестной матерьюбыла Офелия, так же как в свое время Андреа – крестной матерью Пип.

Они с Андреа стали подругами еще восемнадцать лет назад,когда Офелия вместе с мужем впервые приехала в Калифорнию из Кеймбриджа, штатМассачусетс. Они прожили там два года, пока Тед учился в Гарварде. Уже тогданикто не сомневался, что его ждет слава. Блестяще одаренный, стеснительный и немногонескладный, неразговорчивый, в глубине души он оставался мягким и очень добрымчеловеком. Жизнь немало побила его, и со временем Тед ожесточился. Им с Офелиейпришлось пережить нелегкие времена, они не раз сидели без денег. Однако впоследние пять лет счастье наконец повернулось к ним лицом. Два последнихизобретения Теда получили всеобщее признание, и дела его пошли на лад. Однакоудары судьбы оставили на нем свой след, и Тед уже не был прежним открытым имягким человеком.

Он, как и раньше, любил Офелию и был привязан к семье, и обаэто знали, но теперь Тед с головой по грузился в работу, забыв обо всем, кромесвоих проектов. Вскоре удача вновь улыбнулась ему – тысячи больших и малых егоизобретений в области энергетики запатентовали и вскоре продали. Слава, деньги,всеобщее признание посыпались как из рога изобилия. Тед стал одним из тех, комупосчастливилось отыскать клад на другом конце радуги, вот только о самой радугеон забыл, пока искал свое золото. Теперь для него не существовало ничего, кромеего работы, она заменила ему весь мир, где уже не оставалось места ни для жены,ни для детей.

Словом, Тед обладал всеми пороками гения. Но Офелияпо-прежнему любила его. Со всеми его достоинствами и недостатками Тед оставалсядля нее единственным мужчиной в целом мире, их обоих тянуло друг к другу. Водин прекрасный день она сказала Андреа:

– Держу пари на что угодно, что миссис Бетховен в своевремя приходилось не легче.

Вспыльчивый и раздражительный, Тед иной раз походил намедведя, которого потревожили во время спячки. Офелия никогда не обижалась намужа, терпеливо снося его эгоизм и нетерпимость, однако втайне горевала,вспоминая времена, когда у них было меньше денег, зато куда больше любви инежности. К тому же оба знали, что перелом в их отношениях произошел споявлением Чеда.

Проблемы с сыном в корне изменили характер отца. Пособственной воле отказавшись от мальчика, он тем самым отделился и от егоматери. Проблемы начались с первых лет рождения сына. Шли годы. Послебесконечных мучений врачи поставили мальчику страшный диагноз –функционально-депрессивный психоз. Ему тогда исполнилось четырнадцать лет. Кэтому времени – ради собственного душевного спокойствия – Тед полностьюустранился от сына, и все заботы о нем легли на плечи матери.

– Во сколько приедет Андреа? – поинтересоваласьПип, покончив наконец с тостом.

– Она сказала – как управится с малышом. Во всякомслучае, утром.

Офелия была рада ее приезду. Пип обожала малыша и моглавозиться с ним с утра до вечера.

Несмотря на возраст и неопытность, из Андреа получиласьвеликолепная, в меру заботливая мать. Она ничуть не возражала, когда Пипвозилась с малышом, брала его на руки, тискала и целовала. Да и малыш ееобожал. Его сияющая улыбка, словно луч света в хмурый осенний день, согреваладаже заледеневшее сердце Офелии. Стоило ей только услышать его звонкий детскийсмех, как она вся оттаивала.

Ко всеобщему удивлению, Андреа, которая стала достаточнопреуспевающим адвокатом, решила на время прекратить практику и хотя бы до годапосидеть с сыном дома. Ей нравилось самой возиться с ним. Она твердила, что,родив Уильяма, сделала, возможно, самое важное из того, что ей сужденосовершить в жизни, и нисколько об этом не жалеет. Все вокруг в один голоствердили, что с рождением ребенка ей придется навсегда поставить крест на своихнадеждах выйти замуж, но Андреа только смеялась. У нее был сын, которого она скаждым днем любила все сильнее, и она испытывала счастье.

Офелия находилась рядом с Андреа, когда на свет появилсяУильям. В отличие от ее собственных роды у Андреа прошли на удивление легко ибыстро; Офелия и опомниться не успела, как доктор положил ей на руки ребенка,чтобы она показала его матери. Рождение Уильяма связало обеих неразрывнымиузами. Волшебное мгновение, когда рождается новая жизнь, казалось чудом. Что-товдруг разом изменилось в их душе. Обе теперь понимали, что с этого дня они ужене просто подруги.

Мать и дочь долго еще сидели на солнышке. Обе молчали, имолчание нисколько не тяготило их. Потом вдруг зазвонил телефон, и Офелиявернулась в дом снять трубку. Звонила Андреа – предупредить, что только чтозакончила укладывать малыша и собирается выезжать. Офелия решила принять душ, аПип, натянув купальник, заглянула к ней сказать, что вместе с Муссом пойдет напляж. Когда через три четверти часа приехала Андреа, она все еще барахталась вводе. Андреа ворвалась в дом, словно ураган. Впрочем, она всегда была такой. Непрошло и нескольких минут, как в гостиной уже шагу негде было ступить – повсюдувалялись сумки, одеяльца, игрушки, и весь дом ходил ходуном. Взобравшись надюну, Офелия помахала дочери рукой, и вскоре та уже играла с малышом, а Муссвосторженно лаял. Так происходило всегда, когда приезжала Андреа. Прошло неменьше двух часов, прежде чем все волнения улеглись. Пип, сделав себе очереднойбутерброд, снова улизнула на берег. Андреа, устроившись на диване, маленькимиглотками потягивала апельсиновый сок, а Офелия, глядя на подругу, молчаулыбалась.