Вечер трудного дня - Николай Николаевич Крупский

боялся, что потеряет ее также легко, как своих родителей, как свою девушку и возможность публиковаться.

Юрий (смеясь). Но они меня не проведут. Никто больше не скажет, что я пытался их одурачить.

За его спиной появляется монах. В руке он держит «Дом Периньон». Садится на матрас и пьет шампанское с горла.

Юрий. Но сейчас … О, да, сейчас! У меня есть хорооооошая идея! Отлииииичная! (Он складывает пальцы так, будто хочет покреститься, но прикладывает их к губам и причмокивает.) Вот такая книга!

Монах. Поздравляю, а выпить не хочешь?

Юрий (смеется). Выпить? Нет, у меня слишком много дел.

Монах (делает еще один глоток и рассматривает этикетку). Отличное шампанское. Ты ведь пьешь его, когда твоя книга закончена, ведь так?

Юрий (не отрываясь от процесса написания). Да-да… И скуриваю сигарету (Юрий оглядывается и одаривает своего друга ослепительной улыбкой. Продолжает печатать).

Монах. Ну-ну… печатай дальше. Потом дашь почитать. Хотя я и так знаю, что ты там настукиваешь, да-да.

Юрий. Быстрее… быстрее!

Монах. Ну, я исчезну ненадолго. Потом встретимся, Юрок (делает еще глоток, оставляет бутылку и уходит).

Секундой позже Юрий выдергивает листик из каретки и, расхаживая по комнате, читает.

Юрий. Отлично… Отлично, хорошо получилось…да…да, отлично… (Садится на матрас. Видит бутылку.) Ну, можно и немного раньше времени… (Он оглядывается, пожимает плечами и откинувшись на матрасе, подложив под спину подушку, чтобы было удобно, начинает пить; пить и читать.)

Осушив бутылку бросает ее на пол. Листик падет рядом с книгами. Он засыпает.

Действие десятое (Фиона уходит)

Просыпается и бродит по комнате в поисках сигарет.

Юрий. Сигареты?! Уинстон, ты где? Самые лучшие сигареты на свете… Уинстон!

Доходит до рабочего стола и находит свои сигареты, на лице появляются благодарная улыбка пьяницы. Лезет в пачку, но не может вытащить ни одной. Тогда он злится и разрывает пачку на две части. Сигареты словно ушные палочки разлетаются по полу.

Юрий. Уинстон…

Он падает на колени, берет одну сигарету и закуривает. Проверяет бутылку шампанского. Бутылка есть, но содержимого нет. К его телу приклеились фольга и кусочки от сигаретной пачки, крошка табака. Комната завалена исписанными листами бумаги.

Юрий. Как холодно… как холодно в этой пустой квартире (шепчет он, спотыкается о стул, чуть не падает. Обходит его и садится).

Тут же вскакивает и сбрасывает на пол монеты. Садится и продолжает печатать, как будто перерыва не было или если бы он отвлекся на что-нибудь. И вскоре печатает так быстро, что кажется не сможет остановится.

Проходит время. Он нагибается вперед, читает написанное и смеется.

Юрий. Я гений… Я – гребаный гений!

И продолжает печатать, пока не раздается телефонный звонок.

Он смотрит в сторону телефона. Пытается вспомнить, когда он звонил в последний раз, или звонили ему. Потом говорит автоответчик: «Извините, сейчас Юрия и Фионы нет дома, или они не хотят отвечать на звонок. Оставьте сообщение после гудка и быть может мы вам перезвоним». Когда голос Фионы, записанный на пленку, обрывается, раздается сигнал. И снова голос Фионы.

Фиона. Юрий, я знаю, что ты дома, просто ты снова пишешь или просто не хочешь отвечать на звонок. Когда ты вообще в последний раз… Ну ладно, не важно. Я звоню тебе почти каждый день, но ты либо не слышишь, либо не хочешь слышать моих звонков. Почему? Ну, да… Я могла прийти к тебе домой и поговорить… Просто хотела, чтобы ты… Ты знаешь… Я больше не хочу видится с тобой. Не могу видится. Прощай! Именно из-за этого слова я тебе звонила почти каждый день. Я… он просил не говорить, но я все-таки скажу… Я ухожу с Женей. Он очень милый человек… Я понимаю, тебе, наверное, больно это слышать… Пока…

На этом Фиона повесила трубку. Юрий смотрит на телефон, но ничего не говорит, так же, как и его выражение лица и глаз. Он поворачивается к рабочему столу и продолжает печать. Но работу останавливает его плач.

АКТ 3

Действие одиннадцатое (гений)

Юрий сидит на стуле и смеется.

Говорит что-то себе под нос серьезным тоном и снова смеется. Смех иногда прерывается плачем, но затем проступает очередной приступ необузданного смеха. Он курит сигарету и держит в руках бутылку пива.

Юрий. Нет идей, и нет веселья. (Смеется.) Есть безумье и безделье.

Он делает несколько глотков из бутылки, рыгает и снова смеется.

Юрий. Юрия нет. Монаха тоже. Только слезы и мурашки по коже.

На столе лежит огромная кипа бумаг, страниц семьсот, а может и всея тысяча… Листы А4 и исписанные блокноты. Он смотрит на них с сумасшедшей улыбкой, а потом набирает номер телефона.

Ангелина. Алло?

Юрий (тихо). Привет, Ангелина.

Ангелина. Юра? Зачем ты?.. Что случилось?!

Юрий. Я написал книгу.

Ангелина. Опять…

Юрий. Да. Отправлю тебе. Получишь вечером, и сможешь с ней ознакомится.

Ангелина. Ты бы спросил сначала, хочет ли ее читать… Ты забыл? Контракта больше нет…

Юрий. Я хочу, чтобы ты ее прочла!

Молчание, долгое молчание.

Ангелина. Что с тобой? У Тебя голос какой-то… ни такой. У Тебя все хорошо?

Юрий. Все так, как должно быть. Потому что нет идей и нет веселья. Но есть гребаное безумье и великое безделье…

Ангелина. Хорошая рукопись?

Юрий. Я не знаю. Поэтому требую, чтобы ты ее прочла.

Ангелина. Ладно… Юра?

Юрий. Она придет к тебе сегодня вечером, пока…

Ангелина. Но…

Он повесил трубку не дав договорить Ангелине. Но Юрий знал, что он хочет сам. Что от него требуется. Он упаковал рукопись в пакет с монахом, запечатал скотчем. Как раз раздался звонок в дверь. Юрий открыл дверь и передал рукопись курьеру.

Потом он сел на матрас с очередной сигаретой и бутылкой пива.

Юрий. Жаль не «Дом Периньон», но… (Осушает бутылку и ставит на пол.) Нет идей и нет веселья. Юрия нет и… (Плачет). Это… самый тяжелый день в моей гребаной жизни… Самый…

Он встает. Подходит к машинке. Гладит ее. Потом подходит к окну и открывает его. Занавеска колышется на сквозняке. Он оглядывается, хочет еще что-то сказать, но в зале гаснет свет. Тишина. Только звуки улицы.

Действие двенадцатое (исход)

В комнате Юрия. Исписанная, скомканная бумага валяется и по всей комнате.

На столе стоит пишущая машинка. Рядом с ней стакан вместо пепельницы,