Чемпион - 2 - Валерий Гуров

в ответ спросить — дядя Петя, вы дурак? Все же вслух Саня сказал другие слова.

— Мы ничего не делали из того, что вы мне шьёте, — также спокойно возразил Пельмень. — Или то, что я рассказал на допросе Вениамину Юрьевича — это преступление?

Казанова лишь пожал плечами. Мол, хрен его знает — преступление или не преступление, но тебя пацан жаль. По крайней мере, именно таким был посыл выражения его лица.

— Ну вот у Саруханова — это скрип колеса или скрипка лиса? Есть вопросы без ответов, понимаешь?

Саня не ответил, задумался.

И вообще, Пельменю отчего-то виделось, будто опер прекрасно осведомлён, что на Саню шьют уголовное дело. Это слегка раздражало, что мент зачем-то пудрит ему голову. Возможно, что стоило помолчать и закруглить с ментом разговор, но Пельмень все таки продолжил.

— Стало быть от бати малолетнего Тимофеева у вас заява уже есть?

Судя по тому, что батя Малого прилетел в участок в течение получаса и теперь грозился оторвать яйца следаку Слабодрыщенко, ни о какой заяве не могло идти речи в принципе.

Казанова подошёл к своему столу, плюхнулся на полуразваленный стул, ноги закинул на стол. Ни дать не взять — шериф.

Покрутил приёмник — на старой волне врубили Аллу Борисовну Пугачеву, с ее песней «ням-ням». На другой волне качала новая звезда Ирина Аллегрова. Ее то мент и оставил:

Ты изменился не в лучшую сторону,

Может быть, я виновата сама,

Что в небесах вместо ласточек вороны,

Что за окном вместо лета зима…

— Так Юрьевичу заява от Тимофеева и не нужна, — заявил оперок. — Сейчас он твоего пацаненка на чистую воду быстро выведет, получит чистосердечное и будет тебе, дело в шляпе.

— Что будет?

— По этапу поедешь. Такие дела Веня как орешки щёлкает. Он опытный следак.

— Ну-ну, — Саня зло улыбнулся в ответ надменной роже опера. — Вы, уважаемый опер, пацаненка в прямом смысле просрали. Пока по большому ходили, за ним батя пришёл и на вашего Слабодрыщенко свой хер клал. А в остальном понятно, что у вашего следака заявления нет и взяться неоткуда. Все остальное — домыслы, не имеющие реальной доказательной базы. Можно расходиться.

— Угу-угу, — Казанова отхлебнул чай с таким видом, будто Пельмень втирает ему последнюю дичь. — Успокаивай себя, пацан, может полегчает. А у тебя ведь был шанс, посотрудничать со следствием, — подмигнул оперок. — Сам же его и упустил, а я глядишь бы и помог бы тогда. Чем смог.

Ответить Пельмень не успел. Вернулся следак.

Дверь в кабинет резко открылась.

Взмыленный.

Раздражённый.

— Сука! Манал я все! На фуфене вертел! Пропади оно все пропадом! — шипел старый майор с молодецкой удалью.

Хлопнул дверью так, что та едва не слетела с петель. Дверь то конечно удержалась, а вот потрескавшаяся побелка мигом осыпалась — прямо на лысеющую башку майора Слабодрыщенко.

— Да что же такое! — старый майор стряхнул побелку и покраснел пуще прежнего, буквально пунцовым стал. — Форменное издевательство куда ни плюнь!

Двинулся к своему рабочему столу, одновременно одаряя Пельменя испепеляющим взглядом. Видимо подумывал о том, как бы сорвать на пацане всю злость и отомстить за унижение, которое ему пришлось пережить после появления в отделении бати Сёмы.

Майор уселся на свой стул, да так лихо, что едва не завалился.

И принялся растирать круговыми движениями виски, видать успокаивался. Наконец, увидел Казанову, так и сидевшего в позе шерифа с задранными на стол ногами.

— Нет, ты представляешь у этого пиздюка папаша наблатыканный попался — звонит при мне Хренову, — Вениамин Юрьевич всплеснул руками совершенно раздосадовано.

— А он че? — невозмутимо поинтересовался опер. Он то уже встречался с батей Сёмы до этого и примерно понимал с кем ментам иметь дело приходится. — В смысле Хренов че?

— Че блин… ничего. Велел пацана немедленно выпускать, — раздраженно пожал плечами Слабодрыщенко. — И сука такая, орал на меня как ненормальный, сказал, что премии лишит на год и заставит меня все протоколы по делу сожрать.

— Хренов? Прям так и сказал? Протоколы жрать?

— Ну да. Говорит, ты Слабодрыщенко протоколы свои у меня жрать будешь не запивая. Или уволю к чертовой бабушке.

— Может не с той ноги встал? Не торопись? — предположил Казанова. — Потом же сам будет орать на ближайшей планерке, что раскрываемости нет и мы слишком мягко работаем.

— Да он даже в отдел был готов приехать, чтобы лично этот вопрос порешать… Сказал, что если через полчаса я этот вопрос не урегулирую, то урегулирует он сам, — пропыхтел Вениамин Юрьевич ударил ладонью по столу. — Еле отделался, только Хренова мне здесь не хватало.

— Серьезно все, — оперок внушительно кивнул.

Пельмень понятия не имел кто такой этот Хренов, но видать большой начальник, способный вот так по собственному хотению решать человеческие судьбы и заставлять жрать своих сотрудников протоколы.

Следак захотел закурить, начал копошиться на столе в поисках сигаретной пачки. Не нашёл.

— И сигареты забыл купить, еп твою мать, — пробубнил старый майор себе под нос раздосадовано.

Взял ещё один окурок из пепельницы. Прокурил его. Запыхтел. Ну и тотчас поморщился, хапнув как следует концентрат из никотина и смол.

Горечь запил остатками чая.

Потом с глубоким вздохом начал что-то делать в протоколе допроса, вооружившись ручкой. Пельмень не сразу понял, что именно, но догадался быстро — следак по сути вычёркивал имя Сёмы отовсюду, где только можно. Причём с такой тщательностью и вычурностью, вывалив для того язык, чтобы было невозможно прочитать фамилию Тимофеев, даже если сильно захочется. Явно не хотел мужик протоколы жрать.

Закончив, Вениамин Юрьевич тяжело поднялся и держа протокол допроса перед собой, с зажатым в зубах окурком, подошёл к Казанове и дал оперку почитать совсем слегка (понятно, что полностью нахер) видоизменённый документ.

— Ну как, дай экспертизу.

— Давай, посмотрим.

Оперок уже надыбал где-то в залежах своего стола яблоко и сочно оное грыз. Яблочный сок, выделявшийся при укусе, попал на лист протокола допроса и расплылся, размывая чернилы. Ни того, ни другого мента это нисколечко не парило.

— Че скажешь? — нетерпеливо спросил следак.

Казанова не ответил — читал дальше.

Потом, судя по всему, показал Вениамину Юрьевичу на «ошибку» в теле документа. — Пфу ты, пропустил. Щас все исправлю, погоди.

Старый следак взял лист, и не отходя от кассы замалевал что-то на листе, вернув его обратно Казанове.

— Стесняюсь спросить, ваши свидетели тоже подтвердят, что я один был или вы также их показания потом отредактируете? — осведомился Пельмень с любопытством наблюдая за происходящим на его глазах лютым беспределом ментов. — Вы вроде как